Путешествие в глубину моей памяти через тернии сна

Долгожданный последний звонок, наконец неограниченная свобода, о которой так долго мечтали, на улице осень, грустная пора для романтичных меланхоликов. Первое похолодание, обилие красок, чувств, бесшабашная молодость, друзья, последние гулянья по городскому парку, что рядом со школой, целующиеся пары на скамеечках, пожухлые лисья на дороге. Не знаю, что происходило со мной в то время, но очень хотелось чего-то, а вот чего – я сам себе не мог объяснить, на меня находила то грусть, то радость, причём абсолютно беспричинно. Мои чувства к Тане были неоднозначны, меня всё ещё тянуло к пацанам играть футбол и в то же время не покидало какое-то неизвестное до сих пор чувство привязанности, обязывающее встречаться с ней, меня просто разрывало на две части – неугомонное юношеское бунтарство и любовь к однокласснице. Раньше после уроков я провожал её домой, потом был свободен и спокойно гонял в футбол, мне казалось, что появилась какая-то гармония. Тем не менее надвигалось время разлуки, каждый из нас прекрасно это понимал, она решила поступать в институт, а я готовился к службе в армии, отжимался по пятьдесят раз дома на полу, бегал по утрам, часами не отходил от турника во дворе.

Каждый раз, прощаясь, мы подолгу целовались около её дома за углом около дерева, подальше от любопытных соседей, а тут вдруг она предложила подняться к ней, оборонив с напускным безразличием, что родители уехали к друзьям на дачу погостить, аж на целых три дня.

Чайник быстро вскипел, выкидывая из тонкого носика клубы пышного пара, в холодильнике нашлась колбаса, масло, немного хлеба, зелёный горошек Globus.

– Ты колбасу с маслом ешь или без? – поинтересовалась она

– Мне всё равно, но вообще-то без, слишком жирно получается.

Хлеб душисто хрустнул у неё под ножом, я понял, что голоден, от обильной слюны во рту.

– Фигуру бережёшь, – улыбнулась она

Нехитрый обед с двумя бутербродами, стакан индийского чая быстро исчез, растворяясь в молодых желудках.

– Скоро ты пойдёшь в армию, – оборонила она с грустью в глазах.

– А ты в институт и, наверное, забудешь меня, два года – это большой срок, – сказал я, испытующим взглядом смотря на неё.

– Вот ничего ты не понимаешь, – буркнула она, странно посмотрев на меня.

Я подвинул табуретку к ней, и мы стали упоённо целоваться, потом она ушла в комнату, оставив меня одного, включила проигрыватель, поставила свою любимую заезженную пластинку Антонио Вивальди. После характерного скрипа иголки зазвучали «Времена года», я же сидел, как дурак, один на кухне и ждал её. Из комнаты доносилась божественная музыка, «Весна» сменилась летом, потом «Осень», и после недолгих сомнений я решил пройти к ней в комнату. На стене между сервантом и дверью висело небольшое зеркало, перед которым она стояла, успев сменить школьный наряд на лёгкий ситцевый халат в крупных цветах ибикуса. Она причесывала длинные вьющиеся волосы большим коричневым гребешком. Первый раз я их видел распущенными, обычно они всегда были заплетены в тугие косички с белыми бантиками на конце, мягкий шёлк их линий притягивал к себе, так и хотелось запустить туда растопыренные пальцы. Её спокойные голубые глаза смотрели в зеркало и, казалось, не замечали меня. Губы, накрашенные красной помадой, ярко блестели, рядом на столе лежала небольшая пудреница со скомканной ваткой. Мне больше ничего не оставалось, кроме как осторожно подойти сзади и обнять, целуя её в шейку.

Под тонким ситцем халата оказалась обнажённое упругое тело девушки, особенно поразили меня её небольшие груди с тёмными сосками, от которых я не мог оторвать взгляд. В моих руках ощущался весь трепет её невинности, словно трепыхание маленькой птички в грубых руках человека. Целуясь, она стала раздевать меня по пути в кровать, куда мы вместе, ничего не соображая, устремились, оставляя за собой на полу одежду. У нас была абсолютная неопытность в вопросах секса, но любопытство к оголённой плоти просто разрывало нас. Впервые можно было всё, трогать и смотреть. Временами мы звонко смеялись, как припадочные, от щекотки. Не знаю, как у неё все происходило, но, думаю, так же, как и у меня, потому что минут через десять я кипел, как котёл с кипятком, который забыли снять с огня, готовый в любую минуту взорваться, если не выпустить вовремя пар. Отдаться мне она, однако, не спешила.

После новой череды бурных ласк, когда плоть уже была готова к обоюдному совокуплению, она внезапно оттолкнула меня и сказала:

– Не надо, не сегодня, – и добавила тревожным голосом: – У нас ещё будет время для этого.

Поймав мой удручённый взгляд на себе, виновато улыбнулась, холодной ладонью взяла в руку скипетр и стала неумело теребить его.