Силин и Валентина почти жили вместе, открыто, не стесняясь укоризненных взглядов со стороны соседей, иногда она целый день пропадала у него, приходила, только чтобы покормить Олега, поменять белье, и сразу же уходила. Бывало, оставались у неё, тогда спали вместе на раскладном диване в гостиной.
Этой ночью Олег случайно проснулся от жужжания мухи в голове, она недавно завелась у него, жила в районе темени, подальше от затылочной части, где обитал паук, плетя свою паутину. Муха ночью ползала по лабиринту извилин, слизывая с коры головного мозга страхи и дурные мысли, паук же по утрам дёргал за верёвки паутины, пробуждая Олега головной болью, от которой выходили наружу ужасы и мрачные мысли. Он долго лежал с открытыми глазами, пока муха не насытилась, головная боль почти прошла, тогда он решил встать и выпить воды, ноги у него оказались как ватные, сказывалось долгое неподвижное лежание. Проходя через гостиную, держась за стены, он заметил Валентину, лежащую в обнимку с профессором, она мирно посапывала, а он слегка похрапыва,л вторя ей в ответ, вместе это получалось довольно-таки забавно, что-то вроде игрушечного детского паровозика. Олег постоял немного, смотря на них, засмеялся и пошёл назад спать, так и не выпив воды.
Несколько лет назад Олегу снился сон, где маленький ребёнок играл в песочнице под огромным дубом, на нижних ветвях которого сидели красные птицы с длинными острыми клювами, внимательно наблюдая за ним. Дитя было чудно красиво с белокурыми волосами и с небольшим родимым пятном на плече, совсем как у бабушки Жанны. Тогда он проснулся в полном смятении, но к вечеру уже всё позабыл, не придавая этому большого значения. Впоследствии каждый год по несколько раз в месяц всплывал этот загадочный образ ребёнка.
Теперь же, когда он беспомощный лежал на кровати, тот самый сон снова возвратился, теперь с продолжением. Птицы словно по команде слетели с веток, напали на ребёнка, стали жестоко его клевать, дитя же оказалось маленьким ангелочком, стало метаться, отбиваясь от них маленькими ручонками, земля вокруг дуба окропилась красной кровью. Олег схватил палку и стал бить птиц, защищая его, и тогда они взлетели на ветки дуба, уселись, злобно поглядывая на обоих.
На рассвете Валентина проснулась от шума на кухне, ей было лень вставать. Она повернулась на другой бок, рядом мирно храпел Силин. «Что-то не то», – промелькнуло у неё в голове. Осторожно вставая, чтобы не разбудить спящего профессора, обнажённая, закутываясь в халат по дороге, она прошла на кухню. За столом сидел Олег и с аппетитом уплетал целую палку колбасы, откусывая большими кусками, смачно пережёвывая.
– Садись Валечка, – пригласил он её к столу. – Может, колбаски отстегнуть тебе? – шаловливо спросил Олег.
– Как себя чувствуешь, Олег?
– Можете похоронить в среду, в четверг будет поздно.
– Не смешно, сегодня среда, – сказала она, садясь напротив. – Но радует то, что начинаешь приходить в себя.
– Так колбаску будем или нет? Очень вкусная, советую, – откусил он очередной кусок.
– Нет, спасибо, – сухо отрезала она.
– А родственника как звать?
– Какого ещё родственника?
– Валечка, неужели это твой любовник? – со смехом сказал он. – Наверное, племянник или дядя, – добавил Олег с горькой иронией.
– Это мой друг, а там понимай как хочешь, мне безразлично, – нервно теребя пуговицы халата сказала она.
– А всё-таки зря ты колбасу не попробовала, а запах какой!
– Перестань паясничать, Олег, нам надо теперь подумать, как дальше жить будем.
– А что тут думать, дорогая, я уезжаю завтра, уезжаю к ней навсегда.
– Даже так, ты уже всё решил, никак забыть её не можешь?
– Нет, Валечка, прости меня, если сможешь, это мой крест, в ногах у неё валяться буду, о милости просить буду, она моя Голгофа, моя судьба!
– Вот и договорились, а я буду до боли по тебе не скучать, постараюсь тебя навсегда позабыть.
Родной город встретил своего блудного сына хмурой погодой и дождём. Лило как из ведра, сырость, пронизывающая до костей, туман. Постояв минут двадцать на привокзальной остановке, с посиневшими от холода губами, он всё же сумел поймать такси. Водила, который вёз Олега Красильникова в район Черёмушки, оказался на редкость болтливым, и прожужжал ему все уши о талонах на масло, пропаже мяса в магазинах, поэтому вышел он из машины с сильной головной болью. Было вполне очевидно, что организм настолько ослаб, что ещё не готов адаптироваться к очевидным реалиям текущей жизни. Ещё на подъезде к своему району он с удивлением смотрел из запотевшего окна такси на новые дома, новостройки, появившиеся тут и там, всё время пытался вспомнить, сколько же лет прошло с тех пор, как уехал отсюда, и не мог никак определиться. Ведь именно здесь время для него остановилось где-то там, в далёкой юности, и теперь ему казалось, что с каждым бесценным метром, который на колёсах автомобиля приближает его к её дому, он сделает то, что кому ещё ни разу не удавалось осуществить до него и, наверное, не удастся после него: застанет своё прошлое в том виде, в каком он оставил его когда-то.