Путешествие в глубину моей памяти через тернии сна

Шёл третий месяц службы, срок абсолютно незначительный с точки зрения старослужащего, так называемого дедушки, вызывающий зависть у новоприбывшего духа и высокомерную снисходительность у черпака. Каждую неделю к нему приходили письма от матери с отцом, от бабушки и от девчонок. На все письма он прилежно отвечал, старательно описывал службу, отношения между солдатами, рассказывал про командиров, прапорщиков. Но всякий раз с особым трепетом ждал письмо от Танюши, раскрывая его первым, когда они приходили все вместе. Неожиданно письма от неё перестали приходить, он написал ей три безответных письма, потом загрустил, по вечерам молча сидел в каптёрке, смотря куда-то мимо, полностью ушёл в себя, замкнулся на одной и той же мысли, сомнениях. Насколько раньше он был весёлым и бесшабашным, настолько же теперь стал нелюдим и неразговорчив, вынимал её фотографию и часами, не соображая, как заворожённый, смотрел на неё. Может, она нашла себе кого-то кто лучше меня, может, ей с ним хорошо, лучше, чем со мной, да и вообще какое право я имею на неё. Забеспокоившись не на шутку, он решил отпроситься у старшины в увольнение, на почтамт, чтобы ей позвонить, хотя по уставу ему ещё не полагалось увольнение. Выслушав просьбу, молодой лейтенант пообещал что-то придумать и доложил об этом командиру роты.

– Это дело серьёзное, Слава, – сказал ротный. – Месяц не пишет, говоришь? Бывали случаи, когда вешались, из части сбегали. Ты пригляди за пацаном, а я начальству доложу.

– Есть приглядеть за пацаном, товарищ майор.

Где-то через час Олег уже сидел в кабинете командира части и набирал Танин номер телефона. Сначала трубку взяла её мама, потом она долго не подходила к телефону, даже полковник, сидевший напротив, погрузившись в свои бумаги, с недоумением посмотрел на него. Потом всё-таки она подошла и долго молчала, дыша в трубку.

– Таня, Танечка, почему ты молчишь? – спросил он дрогнувшим от волнения голосом.

– Ты сам знаешь почему, – отрезала она.

Полковник второй раз оторвал глаза от бумаг и взглянул на Олега.

– Нет, не знаю я ничего, объясни мне – в чём моя вина?

– Я случайно на улице встретилась с Валентиной, и она мне всё рассказала. Между нами всё кончено, не звони и не пиши мне больше никогда, – Таня, всхлипывая, бросила трубку.

Олег, окаменев, продолжал сидеть на стуле с телефонной трубкой в руке, хотя там давно были слышны гудки. Его оцепенение прервал голос полковника.

– Сынок, не знаю, что там у тебя произошло, – по-отечески, не строго сказал он, – но, судя по твоему виду, дела у тебя не ахти как, я бы даже позволил бы себе предположить, что ты в полном дерьме, друг мой. А вот скажите мне, пожалуйста товарищ солдат, как служба идёт у вас? – перешёл он на официальный тон.

– Нормально, товарищ полковник.

– Это самое главное, сынок. Ты сейчас в армии, самое первое, о чём думать надо, это о службе, а не о девочках. А если война, враг нападёт, а ты вместо того, чтобы достойный ответ дать противнику нюни распустил: «Меня моя девушка бросила»? Не-ет, так не пойдёт, сынок, на тебя сейчас с надеждой вся страна смотрит, ты защитник Родины. Вот так вот, а говоришь «меня девушка бросила».

Пройдёт год, Олег свыкнется с потерей своей первой любви. Нет, не то чтобы он забыл её совсем, периодически она будет возникать перед ним в каких-то маленьких деталях воспоминаний, обрывках слов выраженный, но, окунувшись с головой в армейские будни, он и впрямь стал меньше страдать от разрыва. Письма же от Валентины приходили постоянно, где она в мельчайших подробностях рассказывала всё, что делала, чем занималась. Он продолжал сохранять с ней ровные отношения, даже не спросил, почему она рассказала Тане о них. «Раз так получилось, значит так надо было, – думал он. – Всё равно рано или поздно она бы всё узнала».

Служба шла потихоньку, набирая в бесценную копилку дембеля пройденные дни, приближая с каждым пройденным часом заветный день свободы. Солдат спит – служба идёт, именно поэтому солдат так любит спать. Он спит везде, где только возможно и невозможно: в любой позе, в любой ситуации, при любых обстоятельствах, ночью дневальным, стоя на тумбочке, хотя она отодвинута от стенки, на политзанятиях, на работе, при этом рискуя загреметь на губу. Одним словом, сон для солдата – это святое. Иногда в монотонных буднях армейской жизни происходили небольшие ЧП, внося разнообразие в набившую оскомину рутинную службу.

В тот вечер никто не заметил исчезновение друга Олега рядового Кучерина, только сержант Комов случайно обнаружил отсутствие солдата по сапогам, которых не было перед кроватью. После тяжёлого рабочего дня солдат засыпает быстро, он видит сны, цветные сны про женщин, и не дай бог, если кому-нибудь вздумается потревожить его хрустальный сон – беспричинно, естественно: армия всё-таки.

– Рота, подъём! Построение на плацу!

Поёживаясь от прохлады, на плацу стояли полковник Охрипенко и его зам, майор Подлясов.

– Становись! Равняйсь! Смирно!