Путешествие в Московию 1664-1665

Внешний город за рекой окружен деревянным валом[107]. Когда мы проезжали мимо этих деревянных стен, кое-где показывались солдаты, из отверстий они выставляли ружья, знамена и высовывали головы. Слышен был барабанный бой. На расстоянии выстрела от упомянутого моста нас встретили те, которых прислали для встречи, с двумя великолепными санями, убранными сукнами и мехами: одни сани для проводника[108], другие для посла; вокруг стояли стрельцы с оружием и группа из 8—10 трубачей, которые, правда, производили много шума, но играли на трубах весьма беспорядочно. Русские шли впереди; на лошадях были позолоченные сбруи; они привели 5 ездовых лошадей для дворян, на лошадях тигровые и другие шкуры, белоснежные узды и седла по их обычаю, все великолепно. Наши трубачи ехали впереди, за ними наш шталмейстер — один, остальные — по 2 человека, после пристава — проводник и посол в санях. Его свита следовала за ним, каждый в своих санях. Упомянутый дворянин во время приема говорил все по свитку, с трудом мог читать написанное, переводчик пришел ему на помощь. Там только было сказано, что воевода царя посылает Якобу Борейлю, послу, все это в его честь, чтобы торжественно принять, и справляется о его здоровье. Дав ответ, мы отправились к нашему двору сквозь ряды воинов, как горожан, так и солдат, на горожанах простая одежда и вооружение: кто с пистолетом, а кто с ружьем или мушкетом. Среди войск был один полк, одетый в красное, другой — в синее; их командиры были роскошно одеты: по походке и жестам они были похожи на комедиантов из нашего театра. Подали лошадь (запасную) для посла, и мы были окружены алебардщиками, их было так много, что с трудом поддерживали порядок в строю. Дом, где мы должны были остановиться, был завешан кое-где красным сукном, и у входа стояли солдаты, одетые в красное; слышен был и звук их труб. Рядом с нашими лошадьми шли сопровождающие их конюхи, тоже в красных кафтанах. Вокруг саней посла шло очень много таких же простых людей или немного выше рангом. Переводчик ехал, стоя в санях, а за ним шли пажи и слуги. Здесь зимой не время для верховой езды, это я вполне почувствовал; одна моя рука и полноса были почти бесчувственные и, попав в тепло, сильно ныли. Другие отморозили ноги так, что не могли долго усидеть. Среди оружия я видел здесь много старых голландских мушкетов, а также кривые приклады и длинные курки и т.п., у нас давно отмененные. Войска напоказ прошли мимо нашего двора, по их обычаю довольно беспорядочно. Несколько рот здесь было без ружей.

Когда мы вошли во двор, некий боярский сын сразу подошел к послу с пищей и напитками от воеводы[109], приветствовал его и обещал доставить все, что можно достать. С нашей стороны мы просили разрешения на выход и допуск к воеводе. На последнюю нашу просьбу он обещал дать ответ, на первую сразу ответил положительно, но только в сопровождении стрельцов. При нашем приезде 32 знамени были поставлены в ружье; я думаю, что едва ли 10 воинов из 100 умеют им пользоваться. Чтобы увеличить в наших глазах количество войска, перед нами вторично пустили только что прошедших солдат, как будто мы этого не заметили! В первый день нас угостили двойным рационом.

27 декабря.