Тем не менее, при всей своей очевидной импозантности Покровский собор «тонул» в крышах и провалился в стены окружавших его построек. Как показали археологические наблюдения вблизи собора, непосредственно перед ним, почти вплотную к его западному фасаду, проходила изображенная на известной гравюре Ульфельда (об этом ниже) крепостная стена. Эта стена до сего дня археологически не датирована. Ее древоземляная конструкция была описана Генрихом фон Штаденом. Наши ученые априори относят ее ко временам опричнины, но не задаются при этом вопросом, как в таком случае был огорожен Государев двор при Василии III: «тыном», «в забор» или как-то еще? Может быть, это изначально был рубленый город? Ведь не мог же Государев двор быть открыт всем ветрам? В фигуре Покровского собора есть нечто, говорящее о том, что он «прятался» за этой (гипотетической для нас пока) стеной, как за забралом. У него шокирующие приземистые пропорции, несмотря на то, что он поставлен, подобно всем домовым храмам нового времени, на подклеты. Распластанные под собором обширные белокаменные подклеты столь низки, что не позволяют под ними нормально передвигаться. Эти подклеты — одна из архитектурных загадок слободского ансамбля, поскольку аналогичные подклеты под стоящей в отдалении Успенской церковью выше их в полтора раза. Застроенность Покровского собора так называемыми «второстепенными» объемами — крыльцами, папертями, кордегардиями и приделами — представляет собой явление и может сравниться только с исторической обстройкой домового Благовещенского собора Московского Кремля. Встроенная между кордегардиями громадная западная лестница служила дворцу пропилеями, а уставленные колоннадами крытые паперти несли дополнительный ярус закомар, аналогичных закомарам самого храма. Эта пышная двухъярусность составляла истинную душу этого архитектурного шедевра. «Застроенность» Благовещенского и Покровского «соборов на Сенях» выдерживает сравнение со средневековой обстройкой придворных соборов Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, нет только лестничных башен. Оба собора расположены «в преддверии» дворцовых «анфилад» и оба связаны с парадными лестницами.
Несмотря на средневековые аллюзии, Покровский собор — ренессансный памятник. Столь же «ренессансным» должен был быть расположенный позади него дворец. Слишком близок он по времени Большому Кремлевскому дворцу. Покровский собор — залог декларируемого нами ренессансного устройства дворца, сколь бы ни были серьезны произведенные в нем в опричное время преобразования. На ульфельдтовской гравюре № 1 Покровский собор — единственный опознаваемый памятник.
Таковы проблемы изучения выдающегося архитектурного ансамбля средневековой России. Понятно, с каким жадным нетерпением встретили ученые сто лет тому назад появление в печати материалов Ульфельдта, единственного свидетеля, видевшего дворец своими глазами, и сколь велико было их разочарование.
Четыре гравюры-иллюстрации из книги Якоба Ульфельдта — единственный имеющийся в распоряжении науки графический источник, на котором изображен дворец-крепость в Слободе. По содержанию это — поздние иллюстрации к посольскому отчету. На гравюре № 1 представлен общий вид крепости с изображением маршрутов посольства, на гравюрах № 2, 3 и 4 изображены торжественные акты с участием Ивана Грозного и царевича внутри дворцовых покоев в присутствии господ послов и двора: на гравюре № 2 — вручение верительных грамот, на гравюре № 3 — стол в Столовой палате, на гравюре № 4 — «отдание» грамот и подарков, прощальная аудиенция.
Гравюры выполнены в Дании много времени спустя по возвращении посольства на родину и составления Ульфельдтом своего отчета. Были ли сделаны подготовительные рисунки по памяти, которые до нас не дошли, вопрос открытый.
Гравюры № 1 и гравюры 2-я, 3-я и 4-я выполнены одной рукой (в смысле — одним гравировальщиком), но в разных жанрах, на разном профессиональном уровне. Рисунок к гравюре № 1 готовил опытный путешественник, картограф, вообще, «старший офицер» по званию, занимавшийся вопросами дислокаций, передвижения и пр., отвечающий за них. Рисунки к гравюрам 2, 3 и 4 готовил бытописатель и этнограф, разбирающийся в обычаях, внимательный к этикету, человек, отвечающий за протокол. И в том и в другом случае на стол к граверу должны были лечь графические наброски, но совершенно разного качества и реального наполнения. Пролагатель маршрутов мог пользоваться условными обозначениями, чертить схемы, оставаясь при этом совершенно равнодушным к природе, слепым к натуре, неквалифицированным рисовальщиком. Бытописатель, напротив, должен был строить свои композиции по законам современного ему западноевропейского изобразительного искусства, быть если не драматургом, то сценографом, владеющим перспективой, опытным рисовальщиком интерьеров, знатоком обычаев и костюма, талантливым натуралистом и пр. Он, и никто иной, должен был рассадить гостей и хозяев по чину, одеть их, сообщить им подобающие случаю позы и т. п.