Путешествие в Сибирь 1845—1849

В антикварном отношении в последнее время я приобрел несколько важных сведении. Так, сойоты рассказывали мне, что их ламы и доселе еще делают на камнях надписи, подобные встречающимся в Минусинском округе; что чудские могилы принадлежат их древним героям. Последнее предание существует и у татар. Необыкновенные камни, называемые русскими курганами и маяками, а татарами obalar или koosalar, я давно уже принимал за языческие идолы, и в этом предположении я убедился вполне у сойотов, которые до сих пор преклоняют колена перед всяким большим камнем, перед всякой грудой камней. Мои археологические разыскания приводят меня все более и более к заключению, что древние памятники минусинского округа большей частью монгольского, киргизского и татарского происхождения и только весьма немногие — самоедского и остяцкого.

V

Асессору Раббе. Деревня Тес. 5 (17) августа 1847 г.

На этот раз я хотел написать тебе порядочное письмо, но «злой рок или демон, который никогда не дремлет» устроил так, что едва я успел окончить письмо к Шёгрену, как ко мне вошел один из золотопромышленников. Этот господин откупорил для меня не одну бутылку шампанского, следовательно, имел право ожидать и с моей стороны приличного угощения, потому что в этой стране в страшном ходу финская пословица: «подарок за подарок, или давай мой подарок назад». Вот ради-то сего с этой почтой я могу послать тебе только письмо, назначенное Шёгрену.

С благодарностью уведомляю тебя, что все твои письма, программы и газеты дошли до меня более или менее благополучно. Последнее письмо твое от 28 июня, а я получил его только 13 августа, и неудивительно: ведь я в 7000 верстах от Гельсингфорса, на границе Небесной империи. Скоро отправлюсь еще дальше, на берега Байкала и в Иркутск. Я рассчитываю прибыть туда не ранее последних чисел ноября, потому что мне нужно еще пожить несколько времени у камассинцев и карагассов — двух племен, рассеянных между Красноярском и Иркутском. Письма ко мне адресуйте отныне в Красноярск.

Теперь я твердо решился начать мое возвратное путешествие 10 марта 1848 года, если только не встретится каких-нибудь непредвиденных препятствий. Постоянная хворость не позволяет мне долее оставаться в Сибири, хотя, с другой стороны, и возвращение в Финляндию без всяких видов на насущное пропитание также заставляет призадуматься. Конечно, на родине я мог бы найти кой-какие средства существования, но дело в том, что обработка и приведение в порядок накопившихся в семь лет заметок и записок займет все мое время по крайней мере на три года.

Более писать, право, некогда и потому остаюсь с чувством искренней дружбы твой китайский брат.

VI

Статскому советнику Шёгрену. Минусинск, 5 (17) сентября 1847 г.

Письмо ваше от 5 июля я получил в татарской юрте на реке Юбат во время моих занятий отыскиванием надписей и других предметов, замечательных в антикварном отношении. Я только что возвратился в Минусинск и нынче же отправляюсь в Абаканск, чтобы срисовать некоторые из надписей, находящихся близ этой деревни. Охотно отложил бы я эту поездку до поздней осени, но небо день ото дня становится пасмурнее, а солнечный свет и ясная погода — необходимые условия для срисовывания. Кроме того, и рисовальщик, принятый мною в помощь, не соглашается ехать позже пятого сентября.

Хотя я и располагаю пробыть еще несколько недель в Минусинском округе, но в Минусинск из Абаканска я уже не возвращусь и потому пользуюсь это оказией, чтоб отправить в Академию несколько ящиков, которые только обременяли бы меня в дороге. Что еще добуду для Академии — отправлю позднее из Красноярска. Теперь же отправляю (под 7-ю номерами) следующее. В первом ящике четыре черепа, вынутые из четырех разных могил позднейшей эпохи, и все четыре — татарские. Во втором ящике: а) два черепа (номера 5 и 6), найденные в древнем кургане Качинской степи и лежавшие, против обыкновения, на боку; Ь) части черепа (№ 7) из того же кургана, с) верхняя часть черепа (№ 8) и несколько седельных украшений из латуни, отысканных в огромном кургане на правой