К сейчас приведенным доказательствам выхода финнов с Алтая присовокупляется еще их неоспоримое сродство с татарами, или, правильнее, с тюрками, которые и доселе составляют один из главных народов Алтая и, по мнению Клапрота, исконные обитатели его. О сродстве между тюрками и финнами заговорил, сколько мне известно, первым знаменитый филолог Раск, основываясь на некоторых филологических данных. Затем и Гельсингфорский профессор Гейтлин обратил внимание на некоторые в грамматическом отношении чрезвычайно важные сходства обоих языков. Эти доказательства я хотел подкрепить некоторыми новыми, но оставляю их до другого случая из опасения зайти слишком далеко. По той же причине я не привожу и оснований, на которых можно признать сродство и 1) между татарами и монголами, 2) и между монголами, манджурами и тунгусами, которые все принадлежат Алтайскому хребту. Достаточно уже и намека на сродство финнов с самоедами, потому что отсюда само уже собою следует, что финны, в таком случае, соприкасаются со всеми алтайскими народами и в их истории находят опору и исходную точку собственной истории.
Но я так уклонился от путешествия и от настоящей цели его, что теперь необходимо бросить взгляд назад, на пространства, которые я оставил за собой. Выехав в начале июля из Самаровой, я целый месяц разъезжал в различных направлениях по Оби до Силярского. Вся эта страна была наводнена в это время весенним разливом; на широкой, безбрежной водной поверхности глазу не представлялось ничего, кроме полузатопленных деревень да небольших островов. Повсюду царили беда и горе. Вследствие необыкновенно сильного разлива многие остяцкие семейства должны были оставить жилища и бежать в леса, где приходилось питаться только тощими зайцами. Тем, у кого были лошади и коровы, стоило немало труда сохранить их. Весенняя рыбная ловля всюду была очень неудачна, а начать ловлю обыкновенным летним способом, т.е. неводами, не было никакой возможности, потому что и к концу июля все берега, способные для этой ловли, находились еще под водою. Точно так же не сбыла еще она и с лугов, и это лишало надежды запастись на зиму сеном, потому что близилась уже и осень с своими ночными морозами и холодными северными ветрами, естественно, вредными для растительности, хотя и благотворными тем, что очищают воздух от сырых и удушливых туманов, которые тотчас по стечении воды начали подыматься из болотистой, покрытой илом почвы. Туманы эти тяжелы для слабой груди, и на мою они начали действовать так дурно, что, пробыв несколько дней в Балы[42]
, я принужден был покинуть это отравительное гнездо, где в довершение всего воздух заражался еще невыносимой вонью от гнилых рыбьих внутренностей, жарившихся на солнце.