Путешествие в Сибирь 1845—1849

В Топорковой меня также уверяли, что на Силярскую ярмарку, если даже она и будет, соберется очень немного народу, и потому я решился окончательно не ехать туда. Этому решению содействовала отчасти и страшная непогода с грозой и градом. Градины или, скорее, ледяные ядра, имевшие до двух дюймов в поперечнике, перебили почти все стекла в деревне, к великому горю хозяев, потому что новых стекол достать было неоткуда. Между тем как хозяйка моя плачем, криком и жалобами выражала свое горе, я покойно сидел в бесстекольной избе, радуясь, что надо мной по крайней мере кровля, весьма в таковых случаях благодатная. На первый раз я пробыл, впрочем, недолго в Топорковой, отправился вскоре в недальнюю Чебакову к живущим здесь остякам. Я поехал сюда собственно для разузнания отношения остяцкого наречия на Иртыше к тому, которым они говорят на Верхней Оби. Оказалось, что в Чебаковой язык их не потерпел еще никаких существенных изменений, и я пробыл здесь несколько недель, продолжая изучение его, начатое еще на Иртыше. Возвратившись затем в Топоркову, я уже исключительно занялся самоедским и, когда ознакомился, насколько было нужно, с господствующим в этих местах самоедским наречием, отправился в Силярское и оттуда еще за десять верст к Балынским юртам, находящимся уже в Сургутском округе Тобольской губернии. В этих юртах я нашел опять двух самоедов племени ничу (Nitschu)[41] с Лямина Сора и начал с ними новый курс самоедского языка, который по случайным причинам кончился, однако ж, скорее, чем бы мне хотелось.

На основании как прежнего, так и теперешнего моего изучения этого языка я еще более убедился в сродстве его с финским или, еще вернее, с финскими языками. И какой же прольется свет от одного уже окончательного доказания этого на старину финнов, на их далекие связи и всемирное значение. До последних времен на все финское племя не обращали почти никакого внимания. Не зная древнейших судеб его, разбросанные ветви его почитали бесполезными побегами родового древа человечества, которые историк преспокойно обрубал, предавая забвению и гибели. Если в последнее время воззрения на это племя начали изменяться, то этим мы по преимуществу обязаны Петербургской Академии наук. Ученые экспедиции, посылаемые ею для обработки этнографии, статистики и естественной истории России, обнаружили мало-помалу связь, существующую между живущими в России народами финского происхождения. И так как оказалось, что ветви финского племени с древнейших времен сосредоточились около Уральских гор, то и начали обозначать все племя названием Уральского и придавать ему немалое значение во всемирной истории. Историограф финского племени Ф. Г. Миллер говорит, что «к этому племени принадлежат многие народы, прославившиеся военными подвигами и торговой деятельностью» и что «именно финские народы дали сильнейший толчок тем передвижениям народов, которые в Европе известны под названием великого переселения народов». К этому следует еще присовокупить доказанное влияние финского племени на древнейшее образование Севера. Таким признанием единства и всемирно-исторического значения этого племени исследование дошло, конечно, до весьма важного результата, но оно не может, однако ж, остановиться на этом. Кто же не поймет, что племя, перенесенное на пустынные скалы Урала, если б оно никогда и не было так сосредоточено в самом себе, все-таки разобщено от всего остального человечества. История не знает никакого другого племени, которое бы сошло с Уральского хребта, и предположение финнов разобщенной народной группой совершенно несогласимо с результатами, которые в последнее время сравнительное языковедение добыло в отношении сродства народов. Исследование никаким образом не может удовлетвориться до тех пор, пока не отыщет связи, соединяющей финское племя с какой-нибудь большею или меньшею частью остального человечества; а что таковая связь действительно есть, и притом в такой степени, какой доселе не допускали еще и самые смелые предположения, в этом я убежден вполне. Чрез сродство с самоедами финны неоспоримо связуются с алтайскими народами. Что самоеды вышли с Алтая — это не подлежит никакому сомнению, потому что так много ветвей этого племени открыто и частью откроется еще близ этого горного хребта. А так как финны сродственны с самоедами, то, естественно, должны иметь и одну с ними прародину. Проследим внимательно протяжение финского племени — увидим, как я уже сказал в другом месте, что оно распространено с незначительными перерывами от берегов Ботнического залива почти до подошвы Алтая. Итак, что бы ни говорили о разобщенности и бессвязности этого племени, все-таки нельзя не взять во внимание важную в историческом отношении связь, проявляющуюся в том, что оно, так сказать, не замыкало пути, которым начало свое переселение.