Когда солнце печет, комары кусают, голова болит, а кожа обливается потом, что остается человеку делать, как не забраться в балаган лодки и тут, предавшись сладкой дремоте, предоставить реке нести себя, куда Богу угодно? Я сидел и работал почти четыре недели в жалчайшей остяцкой юрте у Иртыша, где меня заживо почти съели комары, клопы и блохи, и, сверх того, одолевало еще другое вшивое общество, состоявшее из польских и немецких ссыльных и именно из старых спившихся баб. Все это терзало и мучило меня страшно, наконец выведенный окончательно из терпенья, я велел перенесть свои пожитки в небольшую лодку, стряхнул с себя всех этих гадов и уехал. Таким образом я очутился в Самаровой, большой русской деревне при слиянии Оби и Иртыша, во 180 верстах к северу от прежнего моего местопребывания — Цингалинска, или Цингалы. В Самаровой я мог бы остаться надолго и жить хорошо, но меня разобрала охота съездить на ярмарку. На ярмарку едет все, чтоб повеселиться, почему ж и мне не поехать? Много времени прошло с тех пор, как я был на самоедской ярмарке; побуждаемый желанием подновить сглаживающееся воспоминание, невзирая на две ночи, проведенные без сна, я продолжаю, даже не отдохнувши, мое путешествие до Силярска, где только что начинается большая остяцкая и самоедская ярмарка. В Самарову я заехал только для того, чтобы запастись хлебом и написать ответ на два письма твои, невыразимо обрадовавшие меня в этой пустыне. Первое из них я получил еще 20 июня в Цингалинске вместе с письмом от Виллебранда; последнее, с черною каемкою, вручил мне почтальон в самую минуту моего отъезда из Цингалинска, 4 июля. Оно, если я не ошибаюсь, от 10 июня и, следовательно, пролетело 4000 верст менее, чем в четыре недели. Печальные вести не замедляют. Смерть старика сама по себе не заключает в себе ничего важного и скорее может быть названа утешительным явлением, но с этой смертью сопряжены такие обстоятельства, которые потревожили мой сладкий сон под балаганом[37]
.Планы мои на будущее время следующие: теперь я еду в Силярское, во 125 верстах от Самаровой, чтобы повидать там самоедов и собрать от них сведения, от которых будет зависеть мое путешествие осенью и зимою. Из Силярской я сворочу в сторону (от Оби) в небольшую деревушку, где, как говорят, кроме остяков, есть и казымские самоеды. В этой деревушке я намерен прожить до последних чисел августа и потом направить свой путь в сургутскую сторону. В самый Сургут, по всей вероятности, я попаду не ранее сентября, если только известия, полученные в Силярской, не заставят меня переменить этот план. Кланяйся моим друзьям от твоего бестолкового брата и странника по Бьярманландии.
Путевой отчет
Сургут, 1 сентября (13) 1845 года.