Путешествие в Сибирь 1845—1849

Приданое, получаемое женщиной из родительского дома, заключается только в нескольких платьях, и к этому иногда прибавляется лошадь и корова. Понятно, что не всякий в состоянии заплатить за невесту требуемую сумму (по-татарски калым, по-остяцки tanj), и поэтому часто случается, что молодой парень, вкравшись в сердце девушки, крадет и ее самое и обвенчивается в ближайшей церкви. Между живущими по Иртышу остяками это обыкновенный способ отделываться от платы за невесту. Вот и наша хозяйка, краснея, признается, что и она была похищена, или, вернее, что «от любви убежала с отца с матери». Но пощадим ее стыдливость и обратимся с расспросами к дедушке, сидящему в углу, у печки. Богатый летами и опытом, он может рассказать нам что-нибудь о давнем. Он знает, что некогда, еще до прихода русских, остяков и татар, по Иртышу всей этой страной владела чудь[34]. Удивительный силой и мощью, нравами и обычаями, жизнью и характером, народ этот избрал местом жительства высочайшие мысы и горные вершины по Иртышу. И жили они не вместе, а каждый особо. Они окопались высокими валами, обрылись глубокими рвами, из коих многие еще и теперь видны. Эти работы были им нипочем, потому что они были так сильны, что перебрасывали друг другу разные орудия через реку. Не зная христианства, не зная никакого закона, ни гражданского порядка, они обладали, однако ж, многими искусствами, неизвестными людям нынешнего века. Ими они приобрели себе все богатства мира и жили без труда и забот. Все, что они делали, делали играя и только для собственного удовольствия. Искусные кузнецы, они выковывали из золота, меди и железа прекрасные вещи и украшения, которые и теперь часто находят на местах их прежних жилищ. Все свои сокровища и драгоценности они закопали в землю, когда свет христианства ослепил их и победоносное оружие Ермака принудило их оставить свои жилища и бежать в страны неизвестные. И много еще другого знает старик про гигантов Севера, но мы не приводим дальнейших рассказов его, потому что они большей частью вертятся около известных событий из времен завоевания Сибири и явно относятся к татарам и язычникам-остякам. Так, многие чудские городки, встречающиеся на берегах Иртыша, даже и по историческим свидетельствам — древние остяцкие и татарские окопы[35]. Два из них упоминаются в древней «Русской гидрографии» под названиями град Рямзани и град Уки; первый, именуемый татарам и Аримзан (русскими — Аримзянская), находится в 8 верстах ниже Бронниковой; второй — в 80 (по гидрографии в 20) верстах ниже Аримзана. Кроме того, предание говорит о стольких чудских городках, сколько по Иртышу высоких мысов (см. выше). Естественно, что тут самая уже высота составляла укрепление, но так как в языке различается обыкновенное возвышение — unt, от крепости was или ivads (зырян, vodzj, финс. vasta, т.е. нечто предпоставленное или противопоставленное), так и предание вместе с видимыми доселе валами и рвами доказывает, что тут кое-что и дело рук человеческих.

Наш седой старик мог бы, конечно, объяснить нам и не одну руну о древней мудрости и вере, но он, очевидно, боится говорить об этом. Кажется, в тайне он поклоняется еще богам отцов своих. Русские поселенцы уверяли меня, что остяки, живущие по Иртышу, еще молятся и приносят жертвы по-старому и в глубине лесов поклоняются древним идолам своим. Я же знаю наверное, что, подобно многим другим финским народам, они питают священное уважение к медведю и величают его «прекрасным зверем», «косматым дедушкой» и т.д. В моем чемодане хранится медный медведь, бывший некогда у остяков великим, чудодейственным богом. Еще и доныне у остяков, живущих по Иртышу, сохраняется обычай чествовать пиршеством всякого убитого медведя; тут они поют, пляшут, пьют пиво[36] и совершают разные обряды, которые некогда были в употреблении и у финнов, и у лопарей. Но полнейшие подробности о прежних религиозных понятиях остяков я сообщу при описании обдорских остяков (см. выше), теперь же некогда, потому что почта пришла, надо отправляться далее.

Письма

К асессору Раббе. Самарова, 24 июня (6 июля) 1845 г.