Путешествие в страну миражей

Я вышел на набережную и обрадовался, увидев своих мальчишек скучающими на мостках. Взял в буфете килограмм конфет, удивив «странной покупкой» продавца и покупателей, стоявших в очереди за пивом, пошел с этой данью к мальчишкам. Чтоб не дулись на меня, бросившего их в самый разгар экскурсии. И мы снова пошагали по улицам и переулкам, все дальше уходя от моря, все выше поднимаясь к ущелью, через которое переваливала дорога. Там меж бурых скал был словно бы край и города и шоссе. Но за краем явно было еще что-то, ибо туда убегали автобусы, грузовики, легковые машины, мелькали на мгновение на фоне неба все целиком, от крыши до низа колес, и ныряли, куда-то исчезали за ровной гранью дороги.

— Что там? — спросил я мальчишек.

— Новый город.

— Какой?

Они засмеялись, приняв это за шутку. Мы добрались до перевала и увидели с высоты новые районы Красноводска, такие большие и с такими широченными улицами, что оставшееся за спиной показалось не более как пригородом. За крышами темнела вдали бесконечная отмель, и где-то совсем уж далеко, чуть ли не у горизонта, взблескивала чистая вода открытого моря. Справа горизонт обрезала темная гряда гористого мыса, и там, вдали, поднимались трубы заводов. Улица, уходившая влево, упиралась в гору, застывшую у самого берега. Мы пошли налево и уже через полчаса оказались на окраине, где у пологих обрывов смотрели в морскую даль окна трехэтажных жилых домов. Было что-то в них от белых пригородов Севастополя или Одессы. Только бетонные клетки антисейсмичных поясов, врезанных в стены, да совершенно другое, более сухое свирепое солнце напоминали о близости чего-то, не свойственного уютным черноморским берегам.

По скалистой тропе, хорошо известной мальчишкам, мы обогнули гору и как-то сразу вышли к той самой набережной, от которой началось наше «кругосветное путешествие». И я увидел вдруг небольшой двухэтажный особнячок с вывеской, сообщавшей, что в нем — контора Красноводского заповедника. И снова побежал покупать конфеты моим экскурсоводам, ибо знал уже, что тут возле конторы заповедника и закончатся все мои экскурсионные страсти.

Директор Красноводского заповедника Владислав Иванович Васильев, высокий молодой мужчина с вежливой, добродушной улыбкой, как-то не вязавшейся с его огромными ручищами, и уверенным голосом, рассказывал мне о частых экспедициях в самые комариные места, о долгих терпеливых наблюдениях за поведением птиц, о выслеживании браконьеров. Я слушал его и думал о том, что заповедник, несомненно, в надежных руках. Но вот Васильев встал, и я увидел, что он без ноги. И захотелось спросить: как это можно на одной ноге ездить в экспедиции и гоняться за браконьерами? Но не спросил: очень уж не вязалось с его обликом это словечко — «инвалид».

Само существование Красноводского заповедника для меня было новостью. По справочникам я знал только об одном заповеднике на Восточном побережье Каспия — Гасан-Кулийском. Но знал также, что еще в середине пятидесятых годов он потерял свое значение: обмелевший Каспий и обезвоженный Атрек лишили его уникальных, любимых птицами мелководий. Но оказалось, что, отступив, море создало множество мелководий в другом месте — в Красноводском заливе. Птицы быстро сориентировались и перелетели туда. Тотчас сориентировались и браконьеры. В защиту птиц выступила газета «Известия». Многим виноватым тогда крепко попало за нерасторопность. В 1969 году был создан заповедник в Красноводском заливе. Сейчас на его пространствах зимуют шестнадцать тысяч фламинго (из двадцати тысяч, живущих на территории нашей страны), двенадцать тысяч лебедей, свыше ста тридцати тысяч уток. Живут в заповеднике даже уникальные орланы-белохвосты. Их численность известна до единицы — восемьдесят четыре.

И научная работа Васильева тоже посвящена защите пернатых. Хотя начинал он ее с иной целью — хотел выяснить, какие из рыбоядных птиц слишком накладны для народного хозяйства и, стало быть, вредны. Он начинал не на новом месте. Прежде немало было ученых, исследовавших меню птиц с помощью арифмометра. Ловили чайку, вскрывали, взвешивали содержимое желудка и умножали на численность птиц. Получалась солидная цифра. Сочинялись статьи с призывом уничтожать этих «нахлебников», будто бы виноватых в оскудении рыбных богатств.

Васильев тоже начал вскрывать птиц, но внимательно разбирался в содержимом желудка и находил не только остатки рыбы, но также лягушат и личинок жуков — первых пожирателей мальков. Он начал наблюдать и выяснил, что птицы питаются в основном только снулой рыбой.

Когда ученый сообщил коллегам о своих соображениях, ему возразили: мало доказательств. Он взялся собирать доказательства. Изучил 43 вида птиц — серебристых и озерных чаек, черноголовых хохотунов, цапель, орланов, зимородков, куликов, уток… Не сумел оправдать только большого баклана, да и то в том случае, когда он в больших массах.

Защищая птиц, Васильев защитил и свое достоинство ученого. В 1971 году его назначили директором заповедника.