Путешествие вокруг моего черепа

А я даже не плетусь – вдруг застываю на месте вроде того вола на бойне, которому не хотелось подставлять себя под топор.

В этот момент на меня находит прозрение: теперь я все понимаю! Странное, рассеянное выражение лица больного напомнило мне мою собственную физиономию, какою я вижу ее последние недели в зеркале во время утреннего бритья.

Сделав два шага, я снова останавливаюсь. Ухмыляясь, с хвастливой гримасой обращаюсь я к жене и, словно шутя, даже кичась, с этакой наигранной легкостью сообщаю ей:

– Аранка, у меня в мозгу опухоль.

– Полно дурачиться, как вам не совестно! Будто студент-первокурсник.

Капли крови на глазном дне

– Что вы этим хотите сказать?

– Давно известная истина: каждый студент-первокурсник в обязательном порядке «переболевает» всеми болезнями, с которыми сталкивается в процессе обучения. Он обнаруживает у себя все симптомы оспы и холеры, туберкулеза легких и рака в той последовательности, как описаны эти заболевания в учебнике или как их демонстрируют в клинике на больных. Это неизбежная «профессиональная ипохондрия», обучение медицине без нее не обходится, и ее не принимают всерьез, каждый студент проходит через это. Да вы, вероятно, и сами помните, занимались ведь медициной один семестр.

– Значит, вы полагаете, дело только в этом… Но поймите, мне не двадцать лет и неврастенией я не страдаю… Болезней и смертей на своем веку тоже перевидал предостаточно… мнительным никогда не был, да и сейчас мнительность здесь ни при чем… Просто выражение лица у того больного показалось мне настолько знакомым, что это навело меня на мысль…

– Оставьте эту мысль в покое. Если хотите знать, опухоль мозга сопровождается классическим набором четырех симптомов, на которых и основывается диагноз: головные боли, головокружения, рвота и папиллит.

– Что касается головных болей и рвоты… я просто не хотел говорить вам об этом. А что такое папи… или как вы там назвали?

– Внутриглазной застойный папиллит. Опухоль давит на мозг, выбирая место наименьшего сопротивления. Через крошечное отверстие, которое открывается из глазного дна, кровь просачивается на оболочку, и глазное зеркало констатирует этот факт. Это верный признак, можно сказать, непременное условие заболевания. Не каждое кровоизлияние означает наличие опухоли в мозгу, но при опухоли мозга оно обязательно присутствует, а все эти симптомы вместе взятые настолько же надежно подтверждают заболевание, как при люэсе – положительная реакция Вассермана… Давайте поторопимся, Гашпары обедают в половине второго. Значит, я прошу вас помнить о четырех вещах.

– Знаю: головные боли, головокружения…

– Я не о том… Следует сказать Гашпару о переводе, позвонить Е., купить Цини пуловер, затем…

– Ах, вот оно что! По поводу Е. у меня сложилось иное мнение… Да вы и сами убедитесь…

Любопытно, что в тот день мне больше не вспоминалась сцена в больнице. Меня волновали срочные дела в Пеште, и я настаивал на своем желании к вечеру быть дома. В результате мы таки уехали домой, хотя Цини хотелось побыть еще. Ночь я спал хорошо правда меня раздосадовало, что я не смог почитать перед сном «Иосифа и его братьев», однако мысль о новых очках даже не пришла в голову. В полусне мне привиделись сладострастные сцены с какой-то незнакомой женщиной, которую я сроду не видел. Да и проснувшись поутру, я тоже не вспомнил о странном холодке, пробежавшем у меня по спине как раз накануне.

Но в десять часов утра я стою в подъезде глазной клиники на улице Марии, и лишь сейчас до меня доходит, зачем я, собственно, сюда явился. Фу-ты, господи, досадую я про себя, и впрямь заделался завсегдатаем врачебных приемных, знай хожу из одной в другую вроде некоторых своих приятелей, помешанных на собственном здоровье. Пора прекратить это хождение… и тут я улыбаюсь, вспомнив, как собирался разработать в двадцати сценах забавную тему: хождение по мукам и блаженное вознесение на небеса пациента, у которого свербило в носу и который обращался с этой жалобой в разные клиники.

Пока я поднимался на второй этаж, тема эта все еще продолжала занимать меня. Я и не подозревал, что этот лестничный пролет был последним этапом моего ребяческого бытия, запланированного на шесть тысячелетий и исполненного удали и уверенности в себе.

С ассистентом X., человеком любезным и предупредительным, я столкнулся в коридоре.

– А-а, господин редактор, давненько вы к нам не заглядывали! Милости просим. Вероятно, новые очки понадобились? Выходит дело, стареем?

– Вот именно! Судя по всему, я постарел еще на полдиоптрии… Зрение мое меня не тревожит, были бы руки подлиннее, как говаривал некий дальнозоркий человек.

Пока X. прилаживает глазное зеркало, я мимоходом и вполне «грамотно» замечаю:

– Не могли бы вы обследовать и глазное дно, дорогой господин доктор? Да поосновательнее: нет ли там каких изменений?

– Отчего не обследовать? С большим удовольствием.