Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции

Все то, что читал Франц, сидя здесь, месяц за месяцем. Она посмотрела на книги, потом перевела взгляд на него, не в силах скрыть волнение.

— Я не могу взять их с собой, — проронил он.

Евангелия неожиданно для себя самой положила книги на стол, а потом крепко обняла Франца, и холод металлических пуговиц мундира обжег ее кожу сквозь тонкое платье.

Франц инстинктивно попытался отпрянуть, понимая, что может случиться, если войдет отец Евангелии или какой-нибудь солдат, но этот ее невинный порыв и цветочный аромат волос опьянили его. За все эти годы они ни разу не касались друг друга, и он давно забыл, что такое человеческая близость, сладость женских объятий. Она подняла к нему лицо, он нагнулся и поцеловал ее.

Евангелия впервые дала волю своим чувствам. Она понимала, что больше никогда не увидит Франца, и огромная волна печали и горя нахлынула на нее и затопила с головой.

Оба они, помимо счастья обретенной любви, испытывали тревогу.

— Tu allez revenir? — спросила она, почти не скрывая отчаяния. — Ты вернешься?

Франц не ответил.

Они стояли посреди зала, не сводя друг с друга глаз, наконец Евангелия взяла его за руку и повела за собой. Ее охватило непреодолимое желание поцеловать любимого в последний раз.

Нерешительность их первого объятия была забыта, вытесненная страстью прощального поцелуя. Евангелия знала, что этот светловолосый немецкий офицер никогда не был ее врагом, и теперь, когда Германия терпела крах, не было ничего более естественного, чем отдать ему всю свою любовь без остатка.

В темноте небольшой кладовки Франц расстелил на полу свой мундир, и Евангелия легла на него… Они занимались любовью, пока шаги отца не спугнули их.

Франц не произнес ни слова, но до самой последней минуты сжимал ее руки, а потом тихо вышел через другую дверь. Этот миг в их жизни прошел так же стремительно, как и все прочие.

Евангелия поправила одежду, привела в порядок волосы и вернулась в бар. Книги по-прежнему лежали на столе.

— Это чьи? — сердито спросил отец.

— Мои, — ответила она, быстро схватила их и прижала к груди.

В течение следующих месяцев семья Евангелии, как и все другие семьи в Греции, пыталась вернуться к нормальной жизни. Ликование оттого, что немцы ушли, было великое, но, когда греки увидели, какое опустошение оставили после себя оккупанты, радость поубавилась. Нужно было выживать, восстанавливать страну. Братья Евангелии вступили в новую борьбу — между левыми и правыми, и прошло еще несколько лет, прежде чем они вернулись в Салоники.

Греция погрузилась в хаос. Сотни тысяч людей погибли во время оккупации, многие — от голода. Народ недоедал и в послевоенное время. Может быть, именно по этой причине соседи заметили беременность Евангелии. Родители приняли случившееся как данность (выбора у них не было), а выдумать историю о женихе, который не вернулся с фронта, труда не составило. К тому же безотцовщина в мрачные годы утрат — дело обычное.

Появившуюся на свет малышку окружили вниманием и заботой, в семье ее просто обожали. Новая жизнь среди разрухи была даром Божьим — так говорили все. Эфи так никогда и не сказали, кто ее отец. Она росла в относительно спокойное время. Годы шли, у нее тоже родились дети, и старшую дочь она назвала в честь матери.

Природа была благосклонна к Эфи: она выросла точной копией Евангелии. Ей не достались от отца ни светлые волосы, ни тевтонские черты лица, поэтому Евангелии удалось сохранить тайну.

После парада 25 марта Евангелия пошла в церковь, как всегда в день своих именин, и поставила свечку Францу, в память своей утраченной любви. Он не обещал вернуться, но она все же надеялась, что когда-нибудь снова встретит его. Если в городе появлялись немецкие туристы, она внимательно оглядывала их лица — не увидит ли его сапфировых глаз и мягкой улыбки.

Она вышла из храма, на такси доехала до порта и там немного постояла перед заброшенным баром. Это было частью ее ежегодного ритуала, который совершался 25 марта. На сей раз Евангелия вытащила потрепанную книгу из сумки и прочла про себя одно стихотворение. Даже теперь она тосковала по любимому человеку. Даже теперь мечтала о его возвращении.

Présence de Dieu
Une nuit que je parcourais le ciel amour
Une nuit de douce mère
Où les étoiles étaient les feux du retour
Et diaprées comme l’arc-en-ciel
Une nuit que les étoiles disaient:
«Je reviens!»

Max Jacob

В присутствии Бога
Я в небе взглядом утонул влюбленным
Под бархатным покровом тьмы ночной,
Был звездами отмечен путь домой,
И я прочел послание Вселенной
Средь радужных огней…
Сквозь ночи грусть Сияло обещанье:
«Я вернусь!»

Макс Жакоб