Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции

Как только представилась возможность, я поинтересовался, кем был автор стихотворения. Его звали Макс Жакоб. Еврейский паренек, он приехал покорять столицу и стал французским поэтом и художником, дружил с Аполлинером и Пикассо. Умер в марте 1944 года в концлагере на пути в Освенцим. Думаю, что Евангелия знала это.

После немецкой оккупации страна осталась без ресурсов и средств. Отступая из Греции в 1944 году, немецкие войска (возможно, в их рядах был и Франц Дитер) уничтожали все на своем пути. Я во время своих путешествий встречал немало людей, молодых и старых, которые считают, что Германия далеко не полностью возместила потери Греции.

Материальная оценка последствий нацистской оккупации — ущерб, нанесенный инфраструктуре, и насильственное изъятие средств из греческих банков — составляет по сегодняшнему курсу 300 миллиардов евро. Эти деньги помогли бы Греции выпутаться из долгов, которые сегодня душат страну.

Салоники в особенности пострадали от холокоста. Более пятидесяти тысяч человек — большинство еврейского населения Греции — было вывезено оттуда в Освенцим. Лишь немногим удалось избежать ужасной участи. Возможно, кто-то из узников, спасшихся из лагеря смерти, мог бы столкнуться с Максом Жакобом, если бы тот не умер на пересыльном пункте. Невзгоды, выпавшие на долю Салоников, почти невозможно представить в солнечный весенний день, но прошлое не забыто.

Я провел здесь гораздо больше времени, чем планировал. Это красивый, чарующий город, жизнь в котором не затихает от рассвета до рассвета. Благодаря большому университету атмосфера Салоников буквально излучает энергию молодости. Я подружился с куратором Археологического музея, и он пригласил меня на несколько лекций и мероприятий, меня даже попросили провести семинар. Я возвращался в мир! И не с пустыми руками — мне хватило настойчивости и вдохновения закончить первый черновик моей книги.

Как-то днем, бродя по мощеным аллеям Лададики (историческая часть города, где расположены старые склады оливкового масла), я услышал звуки, которые будто перенесли меня в далекое прошлое. Их легко узнала бы Евангелия — они были родом из ее детства, прошедшего прежде, чем в городе раздался топот немецких сапог.

Казалось, играют не то на пианино, не то на струнных, порой как будто позвякивал колокольчик или треугольник[44]. Мне это немного напомнило ребетику — музыку, пришедшую из Малой Азии, — и моя душа дрогнула. Я ощутил странную, глубокую тоску по времени, в котором я не жил, меня пронзила ностальгия по чужой родине.