Мой спутник договорился с местными кучерами, что мы доберемся до Москвы за четыре дня, и я был рад, что он решил следовать дорогой, отчасти новой для меня, по которой обычно ездили купцы, и, как говорили, на несколько верст короче почтовой. По большей части они передвигались в очень легких экипажах, и, конечно, частые подъемы и спуски с холмов не имели для них большого значения. Но по такой дороге нелегко было проехать тяжелым экипажам, хотя она была и лучше, чем почтовая.
Местность, по которой мы передвигались, была очень разнообразной и приятной. Вскоре после того мы проехали через незначительный городок Горбатов, пересекли Оку, более широкую, чем в Муроме, и продолжили наш маршрут в Гороховец, еще один небольшой районный городок во Владимирской губернии, расположенный на правом берегу Клязьмы и окруженный лесами. Здесь располагались монастырь, три церкви, льняная фабрика и пять кожевенных заводов. Население составляло 1500 человек, и говорили, что местные женщины изготавливали нитки, равные голландским.
Единственным пунктом, достойным внимания, были Вязники, которые также находились на Клязьме, у подножия крутого холма, очень оживленные, с женским монастырем, парой церквей и большим производством льняных тканей, а также несколькими превосходными складами. Город особенно отличался производством качественного белья. Здесь также находилось несколько кожевенных заводов. Местные сады славились превосходными яблоками и вишнями. Население составляло около 1000 человек.
Утром третьего дня после нашего отъезда мы достигли Владимира, а оттуда продолжили наше путешествие в сторону Москвы тем же маршрутом, по какому продвигалась и наша компания. На расстоянии двадцати одной версты от Москвы у нас была возможность увидеть Пехру, прекрасное поместье князя Голицына. Величественный особняк с примыкавшими к нему церковью и колокольней возвышался среди высоких деревьев и кустарника. Зеленая лужайка спускалась к большому озеру.
Четырьмя верстами дальше, в семнадцати верстах от Москвы, следующим пунктом, привлекшим мое внимание, были Горенки, принадлежавшие графу А.К. Разумовскому известные по всей Европе благодаря своему великолепному ботаническому саду. Его расположение было довольно плоское, вследствие чего результаты труда и искусство садоводов были гораздо заметнее. Особняк оказался настоящей княжеской резиденцией, большой, красивый, в хорошем архитектурном стиле. Внутренние апартаменты были очень просторными и элегантными, изящная мебель вполне им соответствовала. На цокольном этаже находилась прекрасная галерея длиной 910 футов, заканчивавшаяся просторной котельной. Вокруг витал сладкий аромат апельсиновых и лимонных рощ, а также большого количества персиков и абрикосов. Сады были разбиты с большим вкусом, их украшали дорожки, пруды, озера с островками, храмы и статуи. Там росло почти 2000 многолетников, а коллекция растений насчитывала в общей сложности от девяти до десяти тысяч. Теплиц насчитывалось одиннадцать, и они были расположены в шести отдельных зданиях, расположенных в два ряда. Здесь можно было насладиться прогулками среди тропической растительности, даже когда мороз составлял 35° ниже нуля по Фаренгейту.
Горенки стали известными около двадцати двух лет назад, но такую славу они приобрели главным образом за последние восемнадцать. Профессор Редовский, талантливый человек, управлял садом в течение нескольких лет и собрал значительную коллекцию растений. Мой достойный друг, доктор Ф. Фишер, выдающийся ботаник и самый любезный человек, был директором этих садов около шестнадцати лет, и ему обязаны Горенки своей известностью. Его рвение и открытия хорошо были известны по всей Европе и не требуют моего одобрения. Степень и основательность его общих знаний, доброта сердца, непритязательная мягкость манер и готовность всем услужить лучше всего известны его друзьям.
Сады в Горенках можно было назвать ботаническим центром Российской империи. Каталоги растений, содержавшихся в этом питомнике, часто публиковали, и они распространялись по всей Европе. Благодаря связям, уже установленным в разных странах, Горенки получили семена многочисленных неописанных растений. Действительно, многие новые растения, которые обогатили и украсили ботанические сады Европы, скорее всего, оставались бы неизвестными ботаническому миру еще долгие годы, если бы не директор этого сада. Переписка доктора Фишера с Европой и количество пакетов с семенами, ежегодно отправляемых им в ботанические сады и уважаемым покровителям ботаники, были настолько огромными, что трудно вообразить. За это он получал семена отовсюду в обмен, эту практику он особенно поощрял.