Со Стокфлетом мы расстались в Иломантси. Оттуда я проделал путь через приходы Тохмаярви, Пялкъярви, Рускеала, Импилахти, Салми, Туломаярви, Вескелюс, Сямяярви и Вийтана сюда. Пробыв здесь пять-шесть суток, я думаю дня через два отправиться дальше и, продвигаясь понемногу, собирать все то, что может иметь интерес для филологии. Так я доберусь до Кеми, расположенной на берегу Белого моря, а оттуда сразу, как только откроется вода, поеду в Архангельск. Не задерживаясь там долго, я через всю русскую Лапландию, где проведу лето, направлюсь в Колу. Рассчитываю прибыть в Колу лишь поздней осенью. Оттуда вдоль морского побережья я отправлюсь в Весисаари и Алаттио и в одном из этих поселений встречусь со Стокфлетом. Из Алаттио через Торнио и Оулу я вернусь в Каяни. Таков план моего путешествия. Может показаться, что на него уйдет уйма времени, но я привык работать во время поездок, так что потери будут совсем незначительные. Знакомство с лопарским языком может мне пригодиться при составлении словаря[152]
, если только это дело не превратится в простое перечисление и перевод известных слов. Мне бы хотелось также настолько ознакомиться с основами языка самоедов, чтобы знать, в какой мере он может быть полезен для изучения финского. Но на это, пожалуй, не хватит времени, потому что на достижение определенных успехов в подобном исследовании ушло бы по крайней мере не менее полугода. Ведь пришлось бы обучаться языку, на котором, как мне известно, не написано еще ни одной грамматики. [...]Петрозаводск, 21 марта 1841 г.
Глубокочтимый и достопочтенный господин коллежский советник!
Поездка в русскую Лапландию, о которой я имел честь упомянуть Вам прошлым летом, уже осуществляется мною, но я не продвинулся далее Петрозаводска, хотя выехал из Каяни более двух месяцев тому назад. Я намеревался отправиться в эту поездку еще прошлой осенью, но неожиданно в Каяни меня приехал навестить пастор Стокфлет, который пять недель изучал там финский, а затем сопровождал меня до Иломантси, откуда после нашей совместной работы в течение восьми недель, через Каяни, Оулу и Торнио, вернулся в Лапландию. Я же отправился к олонецким финнам в Салми, Туломаярви, Вескелюс и Сямяярви, где какое-то время изучал диалект этих мест и не раз досадовал на смешение его с русским. Даже сильно исковерканный финский в окрестностях Турку все-таки сравнительно чище сего олонецкого говора. У священника из Сямяярви я заполучил катехизис 1804 года, изданный на олонецком говоре славянскими буквами.
Через два дня я вновь отправлюсь по деревням, надеясь в начале мая быть в Кеми, а оттуда, как только море откроется, поехать в Архангельск. Предполагаю все лето провести в русской Лапландии, а следующую зиму — в норвежской Лапландии. Если бы у меня были грамматические или другие пособия для изучения языка самоедов, то я охотно поехал бы на несколько месяцев к живущим поблизости самоедам, но без всякой подготовки и не располагая для этого временем, я навряд ли сумел бы заметно продвинуться в изучении их языка. Если же существует грамматика или какая-либо другая книга на этом языке и если их можно купить в книжной лавке, я прошу Вас оказать любезность и отправить ее мне в Архангельск, где я буду находиться вплоть до середины мая. Я прошу Вас также уплатить за нее, позднее я рассчитаюсь с Вами. У меня с собой довольно много книг на лопарском языке, к тому же я заручился обещанием пастора Стокфлета и впредь высылать мне книги в Архангельск. [.. .J
Петрозаводск, 22 марта 1841 г
Вчера я побывал на вечеринке у одного лекаря — более высокопоставленным я не посмел нанести даже визита, опасаясь, что либо они окажутся для меня слишком знатными, либо я для них буду слишком прост. Сначала меня угостили рюмкой водки (очищенной), потом кофе, чаем, затем предложили что-то вроде киселя, пряники, орехи разных сортов, в том числе кедровые. После ужина играли в карты и кости. Время от времени угощали вином, но когда я отказался пить, сказав, что оно слишком крепкое, для меня приготовили грог. Весь визит длился от шести до половины десятого.
Только что вернулся домой из казармы семинаристов. Живет их там человек тридцать в пяти-шести комнатах. Все они, по-видимому, сыновья священников и дьяконов из окрестностей Петрозаводска. Многие из них говорят на языке ливви. В семинарии они обучаются десять лет и кроме латыни, греческого и древнееврейского учат также немецкий и французский. Обучение ведется частично и на ливвиковском языке, но в основном по-русски. Семинаристы знают по крайней мере названия таких дисциплин, как логика и риторика, более знакомы им история и география. Мне довелось беседовать с дьяконами, окончившими курс семинарии, и, судя по их познаниям, это учебное заведение не заслуживает никаких похвал. Умение говорить на латыни считается признаком необычайных способностей. Семинарист имеет право отказаться от духовного сана. [...]
Петрозаводск, 24 марта 1841 г.