Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Весь этот путь, довольно сложный из-за множества больших и малых порогов, мы прошли на лодках. В это темное время года за день мы проплывали не более трех­четырех миль несмотря на то, что в пути находились с раннего утра и до позднего вечера. Не буду называть пороги, так как думаю, что перечень нескольких дюжин на­званий никому не интересен. Некоторые пороги были бур­ные и длинные, другие — посмирнее и покороче. Каждый год с лодками смолокуров, которые спускаются вниз по реке, случаются несчастья, и это неудивительно, если учесть, что в большинстве порогов для лодки имеется только единственный узкий проход, да и тот местами на­столько извилист и крут, что кормщику подчас приходится ставить лодку перпендикулярно ее ходу, чтобы не разбить­ся о камни. На наиболее опасных порогах есть кормщики, которые живут у реки и которым вменяется в обязанность за определенную плату проводить лодки вниз по течению, а также нести убытки в случае несчастья. Насколько это опасное занятие, можно понять по выражению лица корм­щика, стоит ему приналечь на рулевое весло, специально прикрепленное к корме прочной закруткой из березовой вицы. На подступах к особо крутым и быстрым поворотам он берет в лодку помощника, который всей тяжестью сво­его тела налегает на кормовое весло, поворачивая его. Внимание кормщика во время преодоления порога пре­дельно сосредоточено — он не допустит ни на полвершка отклонения от правильного пути. Многие крестьяне сами спускаются по этим порогам. Конечно, они не знают поро­гов так хорошо, как настоящие кормщики, но их удиви­тельно зоркие и натренированные глаза уже издалека замечают все камни, даже те, что глубоко скрыты под во­дой. Там, где новичок не видит ничего кроме воды и быст­рого течения, они с довольно большого расстояния могут определить, где и даже на какой глубине находится камень. Благодаря этому умению они спускаются и по не­знакомым порогам, конечно, если те не очень труднопрохо­димые. Но не каждый достигает такого мастерства. Боль­шинство из них все же, не рискуя пускаться в путь само­стоятельно, берут кормщика. Иначе можно дорого попла­титься за свою лихость. Когда мы поднимались вверх по течению, под порогом Ийкоски, около погоста Ристиярви, встретили смоляную лодку, разбившуюся о камни. Л неза­долго до этого по реке плыли смоляные бочки, их несло течением. Финны волости Вуоккиниеми, расположенной на русской стороне, редко прибегают к помощи кормщиков, по осени сотни их спускаются с нагруженными лодками по этим порогам. Для того чтобы лучше запомнить норов каждого порога, они в стихотворной форме заучивают его особенности. Про Сийттикоски, что около прихода Хюрюнсалми, говорят: «На загривке Сийтти гладок, а вни­зу — осиный рой». Про другие пороги говорят: «Помоги бог на Юнккоски, сохрани на Каллиокоски, а по Леппикоски я и сам спущусь». Сказывают, однако, что и на Леппикоски божья помощь порою оказывается не лишней.

Когда благополучно проходят порог, то обычно выпи­вают чарку. Слава иных порогов так велика, что требуется выпить и не одну. Такой же чести, говорят, удостаивается и первый порог. Считается, что этим выражают почтение и всем последующим порогам. [...]

До 14 сентября я ехал с упомянутым выше попутчиком, расстались мы с ним в центре прихода Кианта, что при­мерно в двенадцати милях к северу от Каяни. Вместе со священниками, которым надо было проводить кинкери[55] в Вуокки, я отправился в ту же деревню. Весь путь около трех миль от прихода Кианта до этой деревни мы про­ехали по воде. Пока духовные пастыри проверяли знание прихожанами христианского учения, я в другой избе читал финские пословицы сидевшим здесь крестьянам и записывал от них руны. Дело в том, что на место прове­дения кинкери обычно собираются люди из соседних дере­вень, которых пастор на этот раз не опрашивает. Это были как бы мои «прихожане».

Трудно сказать, какого объема достигло бы полное собрание финских пословиц, но что оно получилось бы до­вольно большое, можно судить по тому, что повсеместно, где бы ни собирался народ и где бы ни читал я вслух ранее собранные пословицы, мои записи всегда пополня­лись новыми. Достаточно было привести три-четыре посло­вицы, как кто-то из собравшихся тут же припоминал новую и спрашивал, не была ли она раньше записана. Бывало, пословицы так и сыплются со всех сторон, и я едва успе­ваю записывать. Так же обстояло дело и с загадками, которым, кажется, нет числа. Большинство пословиц и загадок имеют стихотворную форму, но встречаются и прозаические. [...]

Случайно возникающие пословицы появляются и исче­зают одинаково быстро, и только в том случае, если в них заключена особая острота и мудрость, их начинают повто­рять и они постепенно переходят в разряд признанных пословиц.