Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

В Кивиярви я нанял верховую лошадь до Вуоккиниеми, что в трех милях отсюда. В деревне около семидесяти до­мов, расположенных довольно кучно. Проводник то бегом, то шагом следовал за мною, он оказался таким услужли­вым, что даже нес мою сумку, чтобы она не мешала мне при езде. Не подумайте только, что я сам просил его об этом, наоборот, я не хотел расставаться с сумкой и усту­пил ее только по настоятельной просьбе крестьянина. За любезность я отплатил ему тем, что на полпути предло­жил сесть на лошадь, а сам пошел пешком. Я упомянул об этом потому, что для наших крестьян этих широт такая услужливость — редкость. Примерно через полмили мы пришли в один дом, где во время отдыха нас угостили такой большой репой, какой мне в жизни не доводилось видеть. Нам обоим дали по репе, но я не смог съесть и половины. Пройдя от Кивиярви около двух миль, мы вышли на берег озера под названием Кёуняс. Здесь мы увидели толпу народа, в которой одни причитывали в го­лос, другие потихоньку всхлипывали, третьи еще как-то выражали свою печаль. Это была группа молодых парней и мужчин из Вуоккиниеми в сопровождении женщин. У парней за плечами были мешки с товаром, они направ­лялись за границу, в Финляндию, а провожавшие их род­ственники отсюда возвращались домой. Предстояла дол­гая разлука, по крайней мере на целую зиму, если не навсегда. Матери оплакивали сыновей, жены — мужей, де­вушки — братьев, а иные, возможно, и женихов. Немало лишений и бед испытают они в пути, прежде чем через полгода снова вернутся в родные края. Возвратившиеся недавно из Финляндии мужчины рассказывали, что многие места там охвачены эпидемией. Случись кому из них забо­леть, кто будет ухаживать? И как прожить следующий год, как уплатить выкуп, если кто-нибудь из них вдруг попадет в лапы ленсмана или фискала?[56] Примерно в таком духе шел разговор при прощании. Когда они расстались, я решил поехать в Вуоккиниеми вместе с женщинами, при­ехавшими сюда на лодках, и отпустил своего проводника, заплатив ему за услуги. Хорошим и услужливым людям всегда везет, так и моему проводнику: в обратный путь он нагрузил на лошадь все мешки, а провоз каждого мешка давал ему примерно десять копеек.

От Кивиярви до Кёунясъярви вряд ли вообще возмож­но проехать на обычной колесной повозке, поэтому приду­мано другое приспособление: на двух шестах длиной пять-шесть локтей, перехваченных параллельными переклади­нами, установлен короб. Концы шестов тянутся по земле, остальная же часть и короб приподняты над землей. По дороге нам встретилось несколько таких волокуш. Владельцы их были из Ухтуа — большого и богатого села, которое находится в четырех милях севернее погоста Вуоккиниеми. Мужиков, по моим подсчетам, было около пяти­десяти, а возов — не более десяти; на несколько человек была одна повозка, иные несли мешки на себе. Этой осенью четыреста человек из одной только волости Вуоккиниеми вынуждены были отправиться в Финляндию тор­говать вразнос. Поскольку ни один из них не возвращает­ся без прибыли, составляющей по меньшей мере около ста рублей, а у некоторых и до двух тысяч, то можно предста­вить, что за одну только зиму они вывезут из Финляндии сто тысяч рублей ассигнациями. Многие занимаются мено­вой торговлей, обменивая свой товар на меха, полотно, женские полосатые юбки и т. д. Меха они большей частью сбывают на ярмарке в Каяни, а полотно, юбки и прочее — в Архангельской губернии.

В лодке, в которой я ехал, пожилая женщина всю до­рогу проплакала об оставленном на берегу единственном сыне, которого она не увидит до будущей весны, а воз­можно, и дольше. Я пытался успокоить ее и отчасти пре­успел в этом, заверив, что сын ее вернется домой живым и невредимым, если только сумеет уберечься от ленсманов и воров. За полмили до Вуоккиниеми я завернул в малень­кую, в четыре дома, деревушку Ченаниеми. Хозяйка само­го большого дома была родом из Финляндии, из прихода Кийминки в Похьянмаа[57]. Ее покойный муж по фамилии Кеттунен[58] прожил много лет в Финляндии, шил крестья­нам полсти и овчинные тулупы, а также другую одежду. Взяв там жену, он вернулся домой, завел хозяйство и справно зажил. Три-четыре года назад он умер, оставив после себя вдову и четверых детей, двух мальчиков и двух девочек. Он был известным в этой местности стихотвор­цем. К тому же Кеттунен обладал большим поэтическим дарованием. Это про него архангельские[59] крестьяне пять-шесть лет назад рассказывали, что он мог петь две недели подряд, прерываясь лишь для того, чтобы поесть и поспать. У меня есть одна из рун, где он изобразил, как некий человек сватался к его дочери и получил отказ. Как нельзя более удачно описав жениха, Кеттунен рисует кар­тину сватовства. Мать жениха говорит:

Я хотела б, я желала б
взять в невестки молодую,
сыну моему в супруги.

На это Кеттунен отвечает за свою дочь:

Маловата моя дочка,
мамы ветка низкоросла.