Путешествия Гулливера

Впрочем, осмотрев все достопримечательности, я и сам был не прочь покинуть Лапуту, так как мне смертельно надоели ее обитатели. И хотя я питаю глубокое уважение к музыке и математике, тем не менее лапутяне настолько рассеянны и погружены в свои рассуждения и вычисления, что нигде не найти более нудных собеседников. В течение моего пребывания на острове мне приходилось вступать в живые беседы только с женщинами, купцами, хлопальщиками и пажами, вследствие чего знать стала относиться ко мне с еще бóльшим пренебрежением. А между тем это были единственные люди, от которых можно было добиться вразумительных ответов на самые простые вопросы.

Среди придворных также был один знатный вельможа, близкий родственник короля. Только по этой причине к нему относились с почтением, в остальном считая его человеком недалеким и малообразованным. На деле же он оказал немало услуг государству, обладал недюжинными природными способностями, опытом, а также отличался прямотой и честностью. К несчастью, у него был скверный слух и самые умудренные наставники едва сумели вдолбить ему несколько простейших теорем и доказательств. Этот вельможа оказывал мне дружеское расположение и часто навещал, интересуясь жизнью, законами, нравами и обычаями других стран и народов. Он слушал меня с большим вниманием и порой делал весьма глубокомысленные замечания. При нем состояли два хлопальщика, но он никогда не пользовался их услугами — едва мы оставались наедине, как вельможа сразу же их выпроваживал.

Вот к этой-то особе я и обратился с просьбой ходатайствовать за меня перед королем, чтобы тот разрешил мне покинуть остров. Вельможа исполнил мою просьбу. Шестнадцатого февраля я распрощался с его величеством и придворными, получив от моего покровителя подарки и рекомендательное письмо к одному из его друзей в Лагадо. Поскольку в это время остров парил над горой на расстоянии около двух миль от столицы, меня спустили с нижней галереи тем же способом, каким когда-то подняли.

Часть континента, находящаяся под властью монарха летучего острова, носит название Бальнибарби. Одетый в местный костюм и владея языком страны, я без затруднений достиг столицы и вскоре отыскал господина, к которому у меня имелось рекомендательное письмо от вельможи с Лапуты. Вручив его, я был очень любезно принят. Этот сановник по имени Мьюноди тотчас велел приготовить для меня комнату, и во время моего пребывания в столице я пользовался его гостеприимством.

На следующий день после моего прибытия мы с Мьюноди отправились осматривать город, который равен чуть ли не половине Лондона. Однако здания там выглядят очень странно, и многие из них наполовину разрушены. Прохожие на улицах беспорядочно суетились, глаза у них блуждали, а сами они были одеты большей частью в лохмотья. Мы миновали городские ворота и проехали еще около трех миль. Там я увидел множество крестьян, трудившихся на земле, но никак не мог понять, что, собственно, они делают, так как нигде не было ни малейших признаков травы, злаков или овощей. Сгорая от любопытства, я попросил моего спутника объяснить, что означают эти бессмысленно двигающиеся руки, эти блуждающие глаза, это полное отсутствие каких-либо результатов труда. Никогда еще мне не приходилось видеть столь скверно обработанной земли, таких дурно построенных домов и такого убогого народа, чья внешность и платье свидетельствуют о нищете и голоде.

Господин Мьюноди был чиновником самого высокого ранга. Несколько лет подряд он занимал должность губернатора Лагадо, но из-за интриг королевских министров был признан неспособным к делам и отстранен. Однако король относился к нему благосклонно, считая человеком добрым, хоть и недалеким.

Вместо ответа бывший губернатор ограничился замечанием, что я провел в Лагадо еще слишком мало времени, чтобы составить верное представление о стране и ее жителях. Но как только мы вернулись в его дворец, он спросил, какой я нахожу эту постройку, есть ли в ней недостатки и не появились ли у меня замечания по поводу внешности и одежды его слуг. Что я мог ответить, если все вокруг блистало роскошью и великолепием, чистотой и порядком? Тогда Мьюноди сказал, что если я пожелаю отправиться с ним в его деревенское имение, расположенное в двадцати милях от города, там у нас будет больше досуга, чтобы вести беседы.