Постройки гуигнгнмов просты и внешне грубоваты, однако не лишены удобства и прекрасно защищены от непогоды. Гуигнгнмы не умеют обрабатывать металлы, зато весьма искусно управляются с деревом; кроме того, в строительстве они повсюду используют солому. Лошади необычайно ловко приспособились работать передними ногами, используя бабку и копыто. Я сам наблюдал, как одна белая кобыла в два счета вдела тонкую нитку в иголку, которую я дал ей. Копытами и бабкой они доят коров, жнут овес и делают всю остальную работу, как мы — руками. Обтачивая твердые кремни, кони изготовляют орудия труда: топоры, молотки, ножи, а с помощью этих орудий обрабатывают дерево. Йеху свозят снопы с полей в телегах, а слуги молотят овес копытами в амбарах, где он потом и хранится. Посуду здесь изготовляют из грубой глины и обжигают на солнце.
Жизнь лошадей длится более семидесяти лет. За несколько недель до кончины они, чувствуя упадок сил, прекращают всякую деятельнось и запираются в своем доме в полном одиночестве. Иногда стариков посещают друзья, но за неделю до смерти гуигнгнмы сами наносят прощальные визиты. Для этого им подают удобную повозку, а сопровождает их кто-нибудь из близких. Престарелый конь никогда не выказывает своей печали, страданий или сожаления о том, что покидает этот мир, и все остальные тоже ведут себя сдержанно и с достоинством, будто не происходит ничего особенного. На языке гуигнгнмов смерть — это всего лишь возвращение к началу, в лоно их праматери земли…
Я с большим удовольствием продолжал бы свой рассказ об этих удивительных существах, однако пришло время перейти к описанию дальнейших событий моей жизни.
Глава 9
Все это время я прожил именно так, как мне хотелось.
В шести ярдах от хозяйского дома для меня было выстроено небольшое помещение — такое же, как и у остальных членов семьи. Стены и пол комнаты, в которой меня поселили, я обмазал глиной и покрыл камышовой циновкой, которую сплел собственноручно. Из стеблей дикой конопли я изготовил нечто вроде пряжи, из которой сделал грубый чехол для матраца, набив его перьями разных птиц. Птиц я ловил силками из волос йеху. При помощи гнедого лошака мне удалось сколотить пару вполне сносных табуретов. Этим мои подвиги не ограничились — свое изношенное платье я заменил новым, сшитым из кроличьих шкур. Из того же материала я сделал чулки, а к башмакам прибил деревянную подошву. Когда же и они развалились, я смастерил новые. Как говорится, нужда всему научит.
В дуплах деревьев я находил мед диких пчел, разводил водой и запивал этим напитком овсяные лепешки. Иногда я лакомился зайчатиной и пернатой дичью. Йеху оставили меня в покое и не обращали ни малейшего внимания на то, чем я занимаюсь.
Цивилизованный мир во всех своих уродливых проявлениях больше не нарушал тишины моего маленького мирка — я был здоров и душевно спокоен. Здесь не было обмана и насилия, невежественных лекарей, юристов и доносчиков. Я не сталкивался с ворами, клеветниками, сплетниками и завистниками, забыл об убийствах, о доносах, сплетнях, предательстве и мошенничестве. Не было чванства и тщеславия, политических партий и газет, тюрем, виселиц и позорного столба. Я выбросил из головы судей, жадных купцов и нечистых на руку ремесленников, пустоголовых франтов, учителей танцев, вельмож, назойливых друзей, пьяниц и тупых обывателей. И больше не страдал, видя, как благодаря своим порокам негодяи поднимаются из грязи на высшие ступени власти и сводят с ума порядочных людей.
Я был допущен в дом одного из самых замечательных обитателей страны гуигнгнмов и пользовался его покровительством, черпая в беседах с серым в яблоках конем много полезного и поучительного. Я делал некоторые записи в своей тетради и почти позабыл о семье и милой моему сердцу Англии.
Однако всему приходит конец, кончилась и моя безмятежная жизнь.
Спустя несколько дней после Большого совета ко мне в комнатушку заглянул мой хозяин. Он был смущен и расстроен, и я заметил, что ему нелегко начать разговор со мной. Наконец, после продолжительного молчания, гуигнгнм сообщил, что по решению представителей округов я должен буду покинуть эту страну. «Почтенные члены Совета, — произнес он мягко, — обсуждали непростой вопрос о йеху, и я позволил себе рассказать о вас, друг мой… Однако результат оказался неожиданным — старейшины сочли оскорбительным для нашего народа то, что я держу в своем доме