Путешествия Гулливера

Человек наблюдательный и умный, он тут же возразил, что если я настолько правдив, то должен дать ему слово не предпринимать более никаких глупостей, иначе он запрет меня в каюте до самого Лиссабона. Я пообещал, однако добавил, что не хочу видеться ни с кем из команды, так как внешность матросов вызывает у меня острую неприязнь.

Наше плавание проходило без особых происшествий. Иногда я беседовал с капитаном, всячески стараясь скрыть отвращение к человеческому роду, которого он старался не замечать. Но бóльшую часть времени я проводил в уединении в своей каюте. Капитан уговаривал меня сменить наряд дикаря на лучшее его платье, но в конце концов я согласился только на пару нижних рубашек, которые сам стирал и менял через день.

Мы прибыли в Лиссабон пятнадцатого ноября 1715 года.

Прежде чем сойти на берег, капитан принудил меня накинуть его плащ с капюшоном, чтобы вокруг не собралась любопытная толпа. Он привез меня к себе в дом и выполнил мою просьбу никому не сообщать о моей жизни среди гуигнгнмов, иначе я рисковал быть обвиненным в ереси и угодить на костер инквизиции. Так как мы с Педро де Мендесом были одного роста, я носил одежду капитана. Он был холост, и, кроме трех человек прислуги, никто не присутствовал во время наших трапез и бесед. Понемногу я начал привыкать к его обществу и даже время от времени осмеливался выглядывать в окно. То, что я увидел, поразило меня, однако с течением времени мой страх перед людьми настолько ослабел, что однажды я рискнул выйти с капитаном на прогулку. На улицах Лиссабона было душно, шумно и невероятно грязно.

Через пару недель дон Педро, которому я рассказал о своей семье, напомнил, что пора бы мне возвращаться домой, ибо у меня есть обязательства перед близкими. Меня уже ждут в порту на готовом к отплытию английском судне. Дома я смогу вести жизнь, какая мне по душе. Он продолжал считать, что страна гуигнгнмов — плод моего воспаленного воображения, однако я согласился с его доводами и покинул Лиссабон. Дон Педро снабдил меня небольшой суммой денег, посадил на корабль и обнял на прощание, что я перенес довольно терпеливо.

Жена и дети встретили меня радостно — ведь они уже потеряли всякую надежду увидеть меня живым. Однако должен признаться, что встреча в порту Даунса вызвала во мне противоречивые чувства, главным из которых была неприязнь. Дети раздражали меня, а жена казалась совершенно чужой. Дома она, бедняжка, попыталась обнять меня и поцеловать, однако я оттолкнул ее, дрожа от ужаса, и едва не лишился чувств…

Теперь, когда я пишу эти строки, минуло пять лет со дня моего возвращения в Англию. В течение долгого времени я не мог выносить присутствия даже самых близких мне людей, не говоря уже о прочих йеху. И по сей день я запрещаю кому бы то ни было есть и пить из моей посуды, без предупреждения касаться моей руки, без стука входить в мой кабинет.

Немного освоившись в собственном доме, я первым делом купил двух прекрасных жеребят. Они содержатся в отличной конюшне, и после лошадей моим самым близким другом стал конюх. Я очень люблю запах, который он приносит с собой из стойла. Мои гуигнгнмы прекрасно меня понимают, я беседую с ними по нескольку часов в день; они не знают ни уздечки, ни седла и крепко-накрепко привязались ко мне и друг к другу.

Заключение

Итак, любезный читатель, я поведал тебе истинную историю моих путешествий, продолжавшихся шестнадцать лет и семь месяцев. При этом я больше всего заботился о том, чтобы сохранить истину, а не приукрасить ее. Конечно, подобно другим путешественникам, я мог бы удивить тебя странными и невероятными баснями, но я предпочел изложить все прямо, простым языком, следуя только фактам.

Я от всей души хотел бы, чтобы был принят закон, который обязывал бы каждого путешественника, прежде чем он получит разрешение на печатание своих записок, приносить присягу перед государственным чиновником в том, что все, о чем он пишет, безусловно верно. Тогда бы некоторым писателям, желающим быстрого распространения их сочинений, пришлось призадуматься.

В юности я с удовольствием читал различные книги о путешествиях; но после того, как мне довелось повидать бóльшую часть земного шара и своими глазами увидеть то, о чем написано в книгах, я питаю отвращение к такого рода сочинениям, бесстыдно злоупотребляющим человеческой доверчивостью. Поэтому я взял за правило, от которого никогда не отступал, — строго придерживаться истины. В этом мне помогает пример гуигнгнмов, среди которых мне довелось прожить долгое время.