Читаем Путешествия Гулливера полностью

Затем мой хозяин добавил, что советует мне построить нечто наподобие той деревянной лохани, на которой я сюда приплыл. Он будет тосковать без меня, потому что привык к нашим беседам и считает, что я, стараясь подражать гуигнгнмам, избавился почти от всех дурных привычек дикого животного. Но ничего поделать нельзя.

Это известие повергло меня в полное отчаяние. До ближайшего материка или острова никак не меньше ста миль, и даже если я построю хрупкое суденышко, мне туда не доплыть — первый же шквал отправит меня на дно. Решение гуигнгнмов было равнозначно для меня смертному приговору. Собственно говоря, смерть в ту минуту казалась мне единственным выходом, ведь даже если я все-таки спасусь, мне будет невероятно трудно снова приспособиться к миру своих соплеменников-йеху.

Я собрался с силами и вежливо поблагодарил серого коня за гостеприимство, сказав, что подчиняюсь решению Совета, хоть мне и не хотелось бы покидать такую прекрасную страну. Если мне удастся вернуться на родину, я надеюсь, что принесу пользу своим соотечественникам, поведав им о гуигнгнмах и об их образе жизни, который мог бы послужить образцом всему роду человеческому.

На это конь сказал, что у меня есть два месяца на строительство плавучей посудины, а в помощь мне будет отряжен гнедой слуга-жеребец, который очень ко мне привязался. На этом мы и расстались с моим другом-гуигнгнмом.

Прежде всего я отправился к тому месту на берегу, куда причалил. Мы с гнедым поднялись на холм, и я окинул взглядом лежащую передо мной морскую гладь. Мне почудилось, что далеко-далеко на северо-востоке виднеется нечто, похожее не то на остров, не то на синеватое облако. И я решил положиться на волю судьбы.

Не мешкая, мы с гнедым отправились в лес, и я, пользуясь ножом, приступил к делу. Слуга, орудуя острым кремнем, помогал мне срезать крупные ветки. Так мы трудились день за днем, и через шесть недель нам удалось соорудить нечто вроде большой индейской пироги, обтянутой бычьими шкурами, скрепленными пеньковой бечевой. Из кожи более молодых животных я выкроил парус, вытесал весла, приготовил запас провианта и два кувшина — один для молока, другой для пресной воды. В большом пруду возле дома серого коня я испытал свое суденышко, при этом за моими действиями наблюдали как гуигнгнмы, так и йеху, которые не были заняты работой. Швы пироги я законопатил коровьим жиром, затем погрузил ее на самую большую повозку, и мой гнедой слуга доставил ее на берег моря.

Когда наступил день отплытия, я пошел проститься с моим хозяином и его семьей. Однако гуигнгнм захотел взглянуть, как я буду отчаливать, и отправился вместе со мной и еще одним своим приятелем на берег.

Около часа нам пришлось дожидаться прилива. Сердце мое тоскливо сжималось, и когда я напоследок подошел к коням, я готов был опуститься перед ними на колени. Но серый в яблоках покачал головой и протянул переднюю ногу к моей руке. Я крепко пожал его копыто, кивнул остальным, отвернулся и побежал к пироге. Уже в следующую минуту я изо всех сил греб навстречу крутой приливной волне.

Кое-кто может сказать, что я вел себя довольно странно. Однако если бы эти критики были знакомы с гуигнгнмами, они изменили бы свое мнение.

Глава 10

Пятнадцатого февраля 1714 года, ровно в девять часов утра, я пустился в это отчаянное путешествие. При благоприятном ветре я сначала шел на веслах, а затем, опасаясь, что быстро устану, решил поднять свой маленький парус. Гуигнгнмы стояли на берегу до тех пор, пока пирога не скрылась из виду.

Моей целью было достичь какой-нибудь земли, и я направил свое суденышко туда, где когда-то заметил на горизонте остров. Я хотел поселиться там, построить хижину и попытаться выжить в одиночку, — мне страшно было думать о том, чтобы вернуться в цивилизованный мир, в общество жалких йеху.

Я не забыл, что три года назад, перед тем, как взбунтовавшаяся команда бросила меня в открытом море, наше судно курсировало примерно десятью градусами южнее мыса Доброй Надежды. Поэтому я решил держать курс на восток — навстречу утреннему солнцу, в надежде рано или поздно достичь юго-западных берегов Австралии. Там наверняка найдется подходящий для меня островок. Ветер не переставая дул с запада, и около шести вечера я заметил в отдалении нечто похожее на сушу.

Это был голый утес с небольшой бухтой, образовавшейся от ударов волн. Я загнал туда свое суденышко, взобрался на утес и отчетливо различил на востоке полоску суши. Ночь я провел в пироге, а ранним утром уже плыл к незнакомому берегу.

Побережье показалось мне совершенно необитаемым и пустынным, однако я не решился удалиться от берега, потому что был безоружен. Боясь разводить огонь, я перекусил моллюсками, которых собрал у прибрежных скал. В течение трех дней я питался моллюсками и ловил рыбу, которую съедал сырой, стараясь сберечь свой запас провизии. К счастью, неподалеку протекал пресный ручеек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека приключений

Робинзоны космоса
Робинзоны космоса

Необъяснимая катастрофа перебрасывает героев через бездны пространства в новый мир. Перед горсткой французских крестьян, рабочих, инженеров и астрономов встает задача выжить на девственной планете. Жан Бурна, геолог, становится одним из руководителей исследования и обустройства нового мира. Но так ли он девственен и безопасен, как показалось на первый взгляд?… Масса приключений, неожиданных встреч и открытий, даже войн, ждет героев на пути исследования Теллуса. Спасение американцев, победа над швейцарцами-немцами, встреча со свиссами — лишь небольшие эпизоды захватывающего романа, написанного с хорошим французским юмором.

Константин Александрович Костин , Франсис Карсак , Франсис Корсак

Фантастика / Самиздат, сетевая литература / Космическая фантастика / Научная Фантастика / Постапокалипсис

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги