– Лейла, дорогая, надо отличать творчество от жизни. Творчество – всегда квинтэссенция. Отличать действия от мыслей – иначе так далеко можно зайти.
– Ну как вы не понимаете, все, чем Адольф делится как фантазией и бредом, находится в полутора шагах от чьих-то экшенс. Искорка перейдет в пламя в любой момент, лайк … сто десять раз не загоралась, но на сто одиннадцатый – вжух-х-х, разгорится. – Она почти плакала, была в жару.
– Лейлочка, послушай меня внимательно, я желаю тебе только добра. Ты оторвалась от реальности. Путаешь фантазии и то, что происходит на самом деле. – Движением он остановил Лейлу, начавшую было отвечать. – Послушай меня, пожалуйста. В этом нет твоей вины, так порой работает мозг. Мы сами до конца не понимаем почему. Где-то в твоей системе сбой, и это уже мешает нормальной жизни. Мы постараемся выяснить, где именно, постараемся помочь.
– Спасибо большое, – процедила.
– Я сделаю все возможное. Но пока могу только советовать две вещи. Прошу тебя, как просил бы свою жену или дочь. Пожалуйста, хотя бы обдумай то, что я скажу.
– Да? – Лейла теперь готова была и расплакаться, и обнять его, и послушать.
– Первое: оставь свои революционные настроения хотя бы на время общения с полицией. Повторяй в точности то, что говорю я. Если будут спрашивать журналисты, тоже отвечай: это был аффект, желание славы, не осознавала, что делала … Тогда, думаю, получится быстро это замять. Я тоже сделаю все возможное со своей стороны.
– Но это лайк … не …
– И второе. Сколько раз ты теряла сознание за последние сутки? А раньше? Вспомни себя в этой клинике в первый раз, свои препирания со всеми, выдумки, – поймав ее взгляд, сразу добавил: – Хорошо, ту информацию о мире, которая противоречит всему, что знают другие. Пожалуйста, просто подумай об этом.
– Ну и? К чему это вы? – не было сил спорить.
– Лейла, мы много говорили про работу мозга и всех его механизмов. Твоему мозгу, очевидно, все труднее справляться. Пойми: тебе нужна помощь.
Она внимательно смотрела на руку доктора рядом на кушетке, коричневую и жилистую.
– И помнишь, я говорил про лекарство для стабилизации работы мозга? Я очень прошу, как просил бы самого близкого человека: начни ты уже пить эти таблетки. Пока еще достаточно одной каждые сорок восемь часов. Это как маленькая пластмассовая лапка для твоей сломанной шестеренки. Страховка, которая поможет хотя бы временно всему работать как надо, удержать мозг от вылетов в другие реальности. Со временем организм должен будет научиться справляться сам. Скорее всего, так и будет. Но пока ему нужна помощь. Только это должно быть твое решение.
– Я подумаю, спасибо.
– Лейла, будь умницей, – ласково погладил по волосам. – Помнишь наш давний разговор? Все восстановится, может, не так быстро, как всем нам хотелось бы, но, рано или поздно, все станет понятно.
– Хорошо, спасибо, Даниэль.
Он оставил таблетки на тумбочке, сказал: только ей выбирать, идти в сторону выздоровления или дальше в свой выдуманный мир, принуждать ее никто не будет. И что хорошо бы наглядно показать полиции, что работа идет, лечение как-то движется. Лейла молчала.
Только когда доктор попрощался и направился к выходу, спросила вдогонку:
– Я могу посмотреть новости?
– Тебе лучше не волноваться, старайся отдыхать пока.
Лейла сидела одна, опирала друг о друга блистеры с синими таблетками, строила из них фигуры на тумбочке. Никаких таблеток. Похоже, ей удалось воплотить свой замысел. Ее работа во всех новостях. Люди задумаются теперь.
Через несколько часов, тревожно улыбаясь, зашла ее неотразимая подруга Ханна. Лейла к этому времени выспалась, и стало получше. Они сидели на креслах у окна, принесли чаю.
– Лейла, ты что, с ума сошла? То есть нет. Но чего это ты вдруг? – набросилась подруга, стоило медсестре с подносом выйти.
– Ханна, то, что говорит Адольф, это фашизм. – Увидев ее вопросительный взгляд, Лейла быстро поправилась: – Крайний национализм, преступление против человечества.
– Какое еще преступление, Лейла? Он просто рисует. И делает это не на чужих экранах и выставках, заметь. – Ханна едва сдерживала улыбку и опять разговаривала как с ребенком.
– Нет, ты не понимаешь, эти идеи опасны для человечества, лайк для всей цивилизации.
– Лейла, ты меня прости, но звучит, как будто у тебя и вправду какая-то фиксация на Ади.
– Ты просто не понимаешь, Ханна. Даже то, что ты говоришь иногда, саундс лайк … отдает этим. Это как болезнь. Ты не видела, не знаешь того, что знаю я, – заметив испуг Ханны, задумалась, не звучит ли как одержимая. – Энивей, история нас рассудит.
– Лейла, правда… – на лбу Ханны появились морщинки, такое бывало редко, – в любом случае тебе, наверное, говорил Даниэль … сюда придет полиция. Ты, пожалуйста, с ними своими теориями не де-лись.
Лейла перевела взгляд на пустыню и крылья здания за окном, в пейзаже ничего не поменялось за последние месяцы.