Йорки жил в полутора километрах от Нурланджи с женой, пятью детьми и табуном лошадей. Домом ему служил большой залатанный кусок брезента, натянутый на шесты. Под ним на веревках висели полоски сушащегося мяса. Перед ним тлел маленький костер из бревен. Йорки было около семидесяти лет. У него были седые волосы, а ноги стали кривыми за долгие годы, проведенные в седле. Его кожа была такой же темной, как у аборигенов, но черты лица были европейскими. Немногие люди знали регион и его животных лучше, чем он, поскольку он здесь родился.
«Мой отец приехал сюда искать золото, — сказал он. — Его называли Йорки Мик, потому что он приехал из Йоркшира».
«Йоркшир?» — сказал я удивленно.
«Это часть Британской империи, — терпеливо объяснил Йорки. — Где-то к северу от Лондона. Мой старик выращивал там картошку и лук. Но я не думаю, что это особо хорошее место. Большую часть времени там лежит снег. Мой отец считал, что тут гораздо лучше». Он погладил свои отвисшие усы. «Хотя золото он не нашел».
Йорки Билли
Как и его отец, Йорки женился на аборигенке. Она была маленькой девочкой, с самыми тонкими ногами, которые я когда-либо видел. Пока мы разговаривали, она смущенно оставалась с детьми в палатке.
«Это моя вторая жена, — сказал Йорки. — Я нашел первую, просто бродя по бушу. Она уже мертвая. Эта была дана мне по обету племени. Ее родители обещали мне ее еще до рождения. Такие обещания не нарушают. Конечно, тут никогда не угадаешь. Хотя бы потому, что могла родиться не девочка. Затем мне пришлось подождать, прежде чем я смог на ней жениться. Но она хорошая жена для меня».
Йорки разбил лагерь у Нурланджи со своими лошадьми, чтобы давать их напрокат охотникам за крупной дичью. Большинство, однако, предпочитали стрелять из джипа, и у Йорки были тяжелые времена. Раньше, когда он работал стрелком буйволов на равнинах, было лучше.
«Раньше за шкуру крупного быка давали двадцать фунтов, но теперь они ничего не стоят, — сказал он. — Так что я зарабатываю пару фунтов, где могу. Получил фунт за наводку на динго. Крокодильи шкуры все еще в цене, когда их удается раздобыть. И я все еще не упускаю из виду золото, которое мой старик так и не нашел».
«Эти буйволы действительно опасны?» — спросил я.
«Честное слово, да. Встретишь старого быка, который когда-то получил пулю в спину, и он бросится на тебя. А есть другие, которые просто от природы резвые. Они тоже могут напасть. Мне часто приходилось в спешке забираться на дерево».
«Как избежать неприятностей?»
«Не приближайся к ним ближе чем на пятьдесят метров. Ты сможешь определить того, кто задумал недоброе, по злобному выражению на его морде».
Я объяснил, что мы недостаточно знакомы с выражениями лиц буйволов, чтобы отличить кислый вид от дружественного — особенно на расстоянии 50 метров.
«Ну, если он набросится на тебя, а у тебя нет пистолета и нет дерева, на которое можно вскарабкаться, — сказал он, — тебе остается только одно. Подожди, пока он будет на расстоянии не больше нескольких метров от тебя, а затем плашмя упади на землю. Он просто перепрыгнет через тебя и помчится дальше».
19. Гуси и гоанны
Река Южный Аллигатор поднимается на 160 километров к югу от Нурланджи среди девственной природы пустынных холмов. Она лентой виляет на север, и в пути в нее вливаются маленькие речушки, стекающие вниз по изрезанному западному краю большого скалистого плато Арнем-Ленд. Укрепленная ими, река бежит к побережью, во время сезона засухи иногда пропадая из виду под косой горячего белого песка, иногда разрастаясь до плесов глубокой янтарной воды, в которых живут какаду и крокодилы. Возле устья в Тиморском море она теряет ход. Река разливается по широким равнинам возле Нурланджи и, оказавшись в ловушке камышей, стиснутая изогнутыми корнями мангровых деревьев, застаивается.
Поздно вечером мы впервые спустились к этим топям. Мы ехали к ним по широким равнинам голубой земли, голым, если не считать редких торчащих кустов сорной травы. Еще месяц назад вся эта земля была погружена под воду. Но солнце, бьющее в воду с безоблачного неба, превратило мелководные теплые лагуны сначала в болота, а затем в кучи грязи. К этим топям, увязая в грязи, пришли стада буйволов, чтобы понежиться в их мягкости. Но они недолго могли наслаждаться хлюпающим болотом. Когда испарились последние капли влаги, солнце, с быстротой и свирепостью огня в гончарной печи, испекло грязь, сделав ее твердой как камень. Теперь, когда мы ехали по равнинам, когда-то столь вязким, что засасывали ноги буйволов, твердые извилистые края глубоких следов от копыт заставляли наш грузовик так яростно сотрясаться, как будто это было поле гранитных валунов.