Тропинки определенной не было, как я уже сказал, приходилось только соблюдать направление на юг и юго-юго-восток. Я шел не очень скоро, но люди почти постоянно отставали. Все они, за исключением Баду и еще одного человека, были оран-утан, очень малы ростом (около 1.48—1.52 и), имели темный цвет кожи, были очень хорошо сложены и не по росту сильны, но ноши были значительны; почти каждый нес вдвое больше, чем несли малайцы из Палона.
Около часа мы пришли к большому дереву, где мои спутники предложили остановиться для ночлега. Я сказал им на это, что если найдем подобное место через три часа, я останусь. Пошли опять вперед, все вразброд, так как тропинки не было, и если кто-нибудь отставал, ему самому приходилось искать дорогу. Около 3 часов мне сказали, что мы недалеко от жилья. Почти на каждом шагу встречались ловушки для мелких животных.
Было 4 часа, когда мы пришли к большому открытому месту с поваленными деревьями, где виднелись банановые деревья и две-три крыши. Опять пришлось путешествовать по стволам. Первая хижина оказалась пустой. Направились к другой. На полдороге мои спутники предложили мне подождать немного, потому что здесь живут оран-лиар (дикие, избегающие сношений с другими людьми) и, если я покажусь первый, они постараются убежать. Я согласился и, опереженный моими людьми, приблизился, наконец, к хижине, где они, уже сложив ноши, грызли и жевали сахарный тростник. На мой вопрос, есть ли люди, мне показали на перегородку, за которой была небольшая комната. Войдя, я увидел группу сидящих, прижавшихся один к другому людей; все лица были или закрыты, или обращены к стене. Группа состояла из трех женщин и пяти детей. Несмотря на их очевидный страх, я подошел к ним. Они еще больше ежились и жались. «Дянган такут!» — сказал я, обращаясь к одной женщине. Испуганная, она дрожащим голосом повторила мои слова. Я сказал ей еще что-то, что она тоже повторила. Другая женщина [сделала] то же самое. Но мое наблюдение этого странного влияния страха было прервано, когда я увидал голову с папуасскими волосами. Это было неожиданное открытие, но которое я желал найти, предпринимая эту экскурсию. Действительно, посмотрев ближе, я увидел совершенно папуасские волосы. Я с нетерпением желал рассмотреть поближе этот индивидуум. Для этого лучшее средство — рисовать портрет. Приготовив все для рисования, я отправился за интересным объектом, который оказался недурненькою молодою женщиной, лет менее двадцати. Она так боялась, что не решилась встать и, пугливо оглядываясь на нас, сейчас же отворачивалась. Я позвал Баду, к которому она сейчас же прижалась. Прижимаясь к нему, она встала и дошла до места, где я ее нарисовал. Портрет вышел удачным. Она была немногим темнее малайцев, но имела очень характерные волосы. Ее ребенок так кричал, что я должен был отправить его к другим женщинам, где он продолжал свой концерт. Ее муж, как и остальные мужчины, отправился в лес за «гута». Я смерил ее голову — 13.5 и 16.7. Большая шапка волос увеличила цифры. Измеряя ее рост и обхват, я мог разглядеть ее фигуру. Она была мала ростом — 1.38 м, имела небольшие, несколько конические груди, очень широкий зад, который значительно выдавался, тонкие икры, под мышками было много волос. Я взял пробу ее волос и подарил ей, к значительной ее радости, 20 центов. На мой вопрос о ее имени, она очень невнятно сказала, хотя повторила два раза, слово, которое я принял за «Дунгинла», но спутники уверяли меня, что ее зовут «Лунгин». Я заметил, что оран-утан ко многим словам прибавляют «ла». Ее ребенок имел гладкие волосы, как и другие дети, у двоих они были немного курчавы, у одного не черные, а с каштановым оттенком; грудные дети были замечательно светлы.
[
— Такут! — объяснили мне мои люди.
— Оран-лиар! — прибавили они. — Пиги чори макан.
Вчера и сегодня вел длинные разговоры с Баду о диких племенах Иохора. Узнал от него, что их называют оран-утан, а сами они называют себя оран-далам, что, когда вводили ислам, жители-малайцы убежали в горы, питались скверно и сделались оран-утан.