Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1872—1875). Том 1

[10] января. На это место — окрестности Индау, — хотя оно принадлежит Иохору, в настоящее время радья Пахана имеет претензии, которые иногда выражаются довольно энергически; так, напр., месяца три тому назад люди Пахана застрелили чиновника махарадьи в его доме. Так как еще никто не заменил его, оран-утан боятся. Торговля приостановилась и сношения между населенными местами также. Мне приходится ждать, так как не могу найти здесь пироги и должен послать за нею далеко, в Лундан (деревня убитого).

Ночью визг детей разбудил меня. Я встал и, подойдя к открытой двери, любовался прекрасным лунным небом. На ночь лестница была из предосторожности отставлена, так что хижина, стоящая на высоких сваях, была как бы в осадном положении. Так как люди, отправившиеся за пирогой, не приходили, я послал еще двух, а сам, приняв остатки хины, отправился рисовать хижину, которая имела 19 м длины, 7 м ширины и 2 м над землей; конек ее отстоит на 5.5 м от земли. Средняя комната, служащая общей комнатой, не имеет стен; другие комнаты имеют стены из коры. Около хижины несколько кольев, вокруг которых вьется сири. Нет никакой тропы. Пни и стволы делают для европейца ходьбу очень неудобною, но босоногие туземцы свободно ходят по самым высоко лежащим гладким стволам, даже почти что грудные дети следуют за матерями. В каждой комнате — очаг, запас дров и немного утвари — тарелок, горшков.

Затем я отправился к могиле недавно умершего оран-утан. Гробница состояла из продолговатой, срезанной четырехугольной пирамиды из глинистого песка, с рамкой из гладких, нетолстых стволов. Наверху лежали два ствола сахарного тростника; в головах и в ногах воткнуты две резные палки — нисан, которые показывают пол погребенного. В могилы женщин втыкают две доски из другого дерева. Около гробницы повешена корзина, поставлен сосуд для воды и положена подставка для даммарового факела. В головах и в ногах посажены две палки, которые уже пустили ростки. Покойника зарывают обернутого каином.

Было около 11 часов, когда люди, наконец, вернулись с двумя небольшими пирогами, но с нехорошими известиями. Люди Пахана угрожают напасть на Индау, и окрестные жители разбежались. Не без громкого, серьезного разговора убедил я их, что белому туану нечего бояться раздоров малайцев, как и людям, которые будут с ним. По жаре пришли мы в час пополудни к пирогам. Ничего не ев с утра, я положительно боялся солнечного удара. Пришлось поделиться с людьми хиной: обещал вчера — tengo una palabra. К 4 часам, к моему удивлению, подъехали мы к Лундану. Я думал, что сюда гораздо дальше. Речка, по мере того как принимала притоки, переменяла названия. Богатая растительность, освещенная солнцем, проникавшим по временам в узкий зеленый коридор, по которому мы плыли, была очень разнообразна. Саба, мынтара (титул), меня сопровождающий, молодой оран-утан, провел меня по головоломной тропе или, вернее, мосту из поваленных стволов к своей хижине, которая стояла на высоких сваях (метра 2.5 от земли). Проходя около одной хижины (всех было три), я заметил голову девушки с большой куафюрой вьющихся волос. Я сейчас же пригласил всех жителей хижины (одна она не пошла) последовать за мною. В хижине мынтары я нашел целое собрание, было много курчавых голов. Одна мне сейчас же бросилась в глаза миловидностью и приятным выражением лица. Я сперва не мог сказать положительно, мальчик ли это или девочка. Но немного застенчивый, хотя не глупый взгляд и перемена выражения лица, когда он (или она) увидал, что я обратил на него (или на нее) внимание, доказали, что это девочка. Я собрал всех жителей, начал мерить и рассматривать их. Жаль, что для представления мне эти люди старались одеться. Мынтара представил мне своего старого отца, который мне сказал, что он в родстве с махарадьей и радьями Иохор-Лама, и жену, довольно красивую женщину, лет около двадцати четырех.

Я нарисовал портрет Мкаль, которая оказалась действительно девочкой, лет тринадцати. Как только я сказал ей, что я хочу ее нарисовать, она поспешила надеть рубашку, но я вовремя предупредил ее, что это не нужно. Груди еще не были развиты, только округлость сосков немного вспухла, маленькие соски были вдавлены. Видя, что я на нее часто смотрю, она вовсе перестала бояться и также смотрела на меня, даже когда я кончил, не отходила от меня, очевидно, ей нравилось, что я обращаю на нее внимание. Вечером, когда я пишу, она сидит около и смотрит. Положительно, девочки здесь рано становятся женщинами и имеют то превосходство над европейскими, что во всех отношениях натуральнее и откровеннее. Я почти убежден, что если я ей скажу: «пойдем со мною», заплачу за нее ее родственникам — роман готов.

[11] января. Дождь. Баду жалуется на боль в ухе, в голове, говорит, что он глух (я думаю, что отчасти боится вчерашних рассказов).

Мне приходится отпустить его. Скука возиться с больным или притворяющимся человеком. Мынтара тоже говорит, что не может оставить селение. Не хочу брать человека, которому очень не хочется отправиться со мною.