Зверь размером с небольшую овчарку висел, ухватившись лапами за верхнюю ветку и глядел на меня с выражением неизъяснимой печали на мохнатой морде. Затем он задумчиво разинул пасть, обнажив черные, лишенные эмали зубы и, чтобы напугать, издал самый грозный звук, на который способен, — глухое низкое сопение. Я протянул к нему руку, в ответ ленивец медленно, вальяжно повел в мою сторону задней лапой. Я чуть ретировался — и зверь кротко заморгал, словно удивился, что ему не удалось меня зацепить. После двух безуспешных попыток активной самообороны он приложил все усилия к тому, чтобы как можно теснее прижаться к лиане. Разжать его хватку нелегко, так что я оказался в незавидном положении. Держась одной рукой за собственную лиану, другой я попытался отцепить зверя. Мои старания были вознаграждены: я разжал острые, как ятаган, когти на одной лапе и приготовился взяться за вторую, как тут ленивец невозмутимо и до безумия неторопливо вернул первую лапу на ветку. Высвободить одновременно обе лапы не удавалось никак. Минут пять я бился, скабрезные шуточки и советы, которые посылали с земли Джек и Чарльз, не помогали. Было ясно, что однорукая борьба может продолжаться до скончания века.
Тогда мне пришла в голову мысль: рядом болталась тонкая кривая лиана, которую акавайо прозвали «бабушкин позвоночник». Я окликнул Джека, попросил его подсечь эту лиану у самой земли, затем подтянул ее к себе и повесил перед носом ленивца, который по-прежнему держался всеми лапами за свою ветку. Ему очень хотелось уцепиться еще за что-нибудь доступное, и я медленно, лапа за лапой, пересадил его на «нашу» лиану, после чего пригнул ее так, что ленивец, по-прежнему послушно прижимаясь к растению, медленно спустился прямо в руки Джека. Вслед за ним слез и я.
«Правда, симпатичный? — Мы восхищенно разглядывали зверя. — И совсем другой вид, не похожий на того, что у нас в зоопарке».
«Да, это так, — печально ответил Джек. — Тот, что в Лондоне, — двухпалый ленивец, он живет там уже несколько лет и с удовольствием питается яблоками, салатом и морковкой. А этот — трехпалый. У нас такого не увидишь потому, что он ест только цекропию. В тропиках этого растения сколько угодно, а в Лондоне — не найти».
Было ясно: зверя предстоит отпустить, но все же решили подержать его несколько дней, чтобы понаблюдать и заснять на камеру. Мы принесли его домой и посадили на землю неподалеку у мангового дерева, что росло рядом с нашим жилищем. Когда у ленивца нет ветки, за которую можно уцепиться, ему совсем худо: по земле он передвигается с невероятным трудом. Длинные лапы то и дело разъезжались, и, только подтягивая тело, он смог преодолеть несколько метров, отделявших его от ствола манго. Как только он дотащился до дерева, тут же легко вскарабкался по стволу и довольный скрылся в ветвях.
Тело ленивца устроено так, чтобы максимально соответствовать жизни в перевернутом положении. Его серая густая косматая шерсть не спускается от хребта к животу, как у всех нормальных животных, но пробором расходится вдоль брюха и тянется вверх, к позвоночнику. Лапы идеально приспособлены, чтобы цепляться и висеть, поэтому на них нет даже признаков подушечек, и кажется, будто крюкообразные когти растут прямо из обросшей шерстью культи.
Тому, кто висит на верхушке дерева, очевидно, нужен хороший обзор, поэтому у ленивца гибкая шея, благодаря которой голова может вращаться во все стороны и описывать почти полный круг. Шейные позвонки этого зверя всегда привлекали биологов, поскольку почти у всех млекопитающих, от мышей до жирафов, их семь, а у трехпалого ленивца — девять. Спору нет, очень соблазнительно порассуждать о том, что шея особым образом адаптировалась к жизни в подвешенном состоянии, но двухпалые ленивцы, ведущие такой же образ жизни и способные так же свободно вертеть головой, опровергают это предположение: шейных позвонков у них всего 6, на один меньше, чем у других млекопитающих.
На третий день мы заметили, что наш ленивец, вытянув шею, старательно вылизывает что-то на бедре. Из любопытства мы подошли поближе, и, к нашему изумлению, увидели, что он, точнее, она обихаживает только что родившегося, буквально несколько минут назад, еще мокрого детеныша.
Принято считать, что в густой шерсти ленивца поселяются микроскопические водоросли, которые придают животному зеленовато-коричневую окраску, очень подходящую, чтобы прятаться в листьях. Только что родившийся влажный детеныш эту гипотезу, однако, не мог подтвердить: он еще не успел устроить плантации в собственной шерсти, но уже был одного цвета с мамашей. А когда он окончательно высохнет, полностью сольется окраской с ее косматой шерстью, так что мы вряд ли увидим, как он ползет по необъятному материнскому телу к соскам, которые у ленивцев находятся почти в подмышках.