Через несколько минут мы оказались в комнате с голыми белеными стенами. Вокруг сбитого из досок стола, на котором в беспорядке были разбросаны бумаги и печати, вырезанные из толстого куска каучука, сидели восемь полицейских в униформе цвета хаки. В центре восседал офицер, по-видимому их начальник; его отличал пистолет более внушительных размеров и серебряные нашивки на эполетах. Мы еще раз извинились, что не знаем индонезийского, и предъявили все письма, разрешения, справки, паспорта и визы, какие у нас были. Офицер сердито глянул на нас и принялся с недовольным видом перебирать наши бумаги. Он мельком взглянул на паспорта, обошел вниманием отпечатки пальцев Чарльза, однако один документ его заинтересовал, и он взялся читать его внимательно. Это было рекомендательное письмо, в котором директор Лондонского зоологического общества представлял нас властям Сингапура. Заканчивалось оно так: «Общество будет глубоко признательно за любую помощь в содержании животных, которую вам будет угодно оказать подателям сего письма». Дочитав до конца, полицейский чин задумчиво свел брови, еще раз с пристрастием рассмотрел подпись и золотистое тиснение на бланке. Мы с Чарльзом тем временем угощали сигаретами его подчиненных, сидевших сзади, и нервно посмеивались.
Офицер аккуратной стопкой сложил наши бумаги, с явным облегчением вздохнул, зажал в губах кончик предложенной ему сигареты, откинулся в кресле и выпустил в потолок облачко дыма. Несколько минут он пребывал в размышлении, потом встал и грубо сказал что-то, нам непонятное. Знакомый полицейский повел нас на выход.
«В камеру ведет, — прошептал Чарльз. — Хотел бы я знать, в чем мы провинились».
«У меня есть одно ужасное подозрение, — также шепотом ответил я, — боюсь, мы ехали не в ту сторону по односторонней дороге».
Полицейский подвел нас к джипу и жестом показал, мол, вы свободны.
«
«Спасибо, констебль, это крайне любезно с вашей стороны». И мы действительно имели это в виду.
Поздним вечером мы приехали в Баньюванги. До войны в этом городке кипела жизнь: здесь начинался один из главных паромных маршрутов, связывавших Яву и Бали. Когда в эти места пришла авиация, Баньюванги утратил престиж «транспортной столицы», но сохранил приметы былого процветания — бензоколонки, кинотеатры, административные постройки. В единственной гостинице (она гордо возвышалась на центральной площади) было неуютно и грязно. Нам определили сырую комнатушку, в которой осыпалась побелка и стоял тяжелый запах плесени. Над каждой кроватью висело похожее на огромную холодильную камеру сооружение из дерева и металлической сетки, призванное защитить постояльцев от насекомых. Но под ним было так душно и тесно, что, окажись в комнате хоть немного места, я предпочел бы обойтись без этого громоздкого балдахина.
Как того требовал закон и обещания, данные в Джакарте, на следующий день мы зарегистрировались в местном полицейском участке, в Департаменте лесного хозяйства и в Министерстве информации. Чиновник, отвечавший за информацию, встревожился, узнав, что мы намерены шастать по лесам в поисках животных, и, после нескольких попыток сбить нас с курса, учтиво, но непреклонно навязал нам своего коллегу в качестве проводника и переводчика. Нам ничего не оставалось, как согласиться.
Проводника, мрачного вида долговязого юношу по имени Юсуф, явно не прельщала перспектива целую неделю таскаться с нами по глухим кампонгам[8]
. Тем не менее на следующее утро он явился в гостиницу в безупречно белых парусиновых брюках и, поставив на землю огромный чемодан, торжественно заявил, что готов отправиться в «джунгли». Чарльз сел за руль, Юсуф — на единственное пассажирское место, я втиснулся между ними, стараясь не задевать ногами рычаг передач, и мы покатили в леса, которые нам расписывал Даан. По пути наша компания останавливалась во всех встречных деревушках, чтобы с помощью словаря и Юсуфа расспросить о местной фауне. Ближе к вечеру трасса испортилась окончательно, поселения встречались все реже, обжитая равнинная местность сменилась дикой горной. На закате мы въехали на площадку над обрывом. Пока наш драндулет карабкался на вершину, мы завороженно смотрели, как открывается раскинувшаяся у подножия поросшей лесом горы, почти в 100 метрах под нами, просторная, причудливо изогнутая бухта, по берегам которой виднелись пальмовые рощицы. Мелкие, белопенные волны разбивались о светлый коралловый песок. Под нами шумел Индийский океан. На берегу мерцали желтоватые огни крохотного кампонга.