В последующие дни мы с утра до вечера бродили по лесам, окружавшим поселение. В дневные часы лес словно вымирал. Слышалось только густое, пронзительное гудение насекомых. В зарослях было нестерпимо жарко, удушающе влажно, приходилось продираться сквозь плотную завесу из колючих кустарников, замысловато переплетенных лиан и свисающих орхидей. Ходить по джунглям в дневную пору было так же жутковато, как глубокой ночью идти по темному, опустевшему городу, где о присутствии людей напоминает только мусор — разбросанные повсюду случайные следы повседневности. Перо, отпечаток лапы, несколько шерстинок у входа в нору, обкусанный гниющий плод на земле — все это говорило о том, что где-то совсем рядом прячутся от полуденной духоты звери и птицы.
Однако на рассвете лес был полон жизни. Многие ночные животные еще бодрствовали, дневные только просыпались и отправлялись на поиски пропитания. К тому времени, как всходило солнце и возвращалась жара, они, насытившись, мирно дремали в тени, а любители ночной жизни скрывались в своих щелях и норах.
Юсуф в наших вылазках не участвовал. Он не скрывал, что жизнь «в джунглях» его тяготит. Неделю спустя, когда через деревню по пути в Баньюванги проезжал владелец каучуковой плантации, наш проводник решил воспользоваться случаем — и вернуться в город. Мы, конечно, выразили свое огорчение, но удерживать его не стали. Он, не мешкая, упаковал чемодан и уехал вместе с плантатором.
Признаться, я боялся, что местные жители, которым мы сообщили о цели нашего визита, разочаруются, увидев, что мы не чистим ружья, чтобы отправиться на тигров. Конечно, их несколько озадачило наше увлечение заурядными, скучными существами вроде муравьев и маленьких ящериц, тем не менее каждый день к нам заглядывал старик с добычей. Иногда он приносил мелких рептилий или сколопендру, однажды приволок банку иглобрюхов, которые свирепо раздувались и превращались в колючие желтые шары, а за два дня до нашего отъезда он с торжествующим видом появился у нас на пороге с небольшой делегацией.
«
В ответ он вытолкнул вперед молодого человека, который обратился к нам по-малайски. Мы старательно вслушивались в его монолог и в конце концов догадались, что вчера, собирая в лесу ротанг, он наткнулся на огромную змею.
«
Чтобы показать, какое чудище ему встретилось, он прочертил пальцем ноги на пыльной земле длинную линию, отошел от нее на шесть шагов и параллельно провел другую.
«
Мы закивали.
Единственные змеи таких размеров, обитающие на Яве, — это питоны. Индийский питон достигает 7,5 метра, его сетчатые сородичи бывают еще крупнее; самый известный из них — гигантский сетчатый питон девяти метров в длину — считается самой большой змеей в мире. Даже молодого и сравнительно маленького, не больше пяти метров, питона поймать очень трудно: он обвивается кольцами вокруг человека и удушает его в объятиях. Тем не менее я обещал Лондонскому зоопарку привезти «внушительного питона», если мы его встретим.
Впрочем, один простой и надежный способ охоты на громадных пресмыкающихся мы знали. Для начала надо было найти по меньшей мере трех крепких мужчин, желательно по одному змеелову на каждый метр змея, и распределить обязанности: один «отвечает» за голову, другой — за хвост, на третьего возлагается ответственность за остальное тело. Охотники располагались неподалеку от питона, и по команде каждый бросался на доверенную ему часть, при этом ответственным за голову и за хвост следовало напрыгнуть на питона одновременно, чтобы змея не успела задушить того, кто окажется посредине. Иначе говоря, для поимки питона требовалась компания храбрых людей, полностью доверяющих друг другу.
Стоявшая перед нами публика в чалмах особого доверия у меня не вызывала. В их личной отваге я не сомневался, но не был уверен, удастся ли объяснить им замысел кампании так доходчиво, чтобы они безошибочно поняли, что от них требуется.
Я разразился пространным монологом. Я рисовал картинки на песке. Мои объяснения впечатлили настолько, что примерно через четверть часа пятеро мужчин поняли, что им нет места в моем плане. Теперь у дома стояли только наш знакомый старик и его молодой приятель. Чарльз непосредственно участвовать в операции не мог: ему предстояло снимать происходящее. Поэтому мне ничего не оставалось, как попросить старика ловить хвост, юноше вверить тело питона и принять на себя ответственность за голову. Со стороны могло показаться, будто я самоотверженно иду на риск, но в действительности мною двигали эгоистические соображения. Питон — змея неядовитая; конечно, он может прокусить клыками кожу, но особой опасности его укус не представляет, тогда как ловля хвоста — более противное занятие, поскольку питон, почуяв угрозу, в буквальном смысле обделывается от страха и распространяет вокруг себя невыносимую вонь.