Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Мы летели по безмятежному небу, между золотисто-желтым солнцем и ярко-синим морем. Часа через два впереди, на затянутом дымкой горизонте проступили массивные горы. Это был остров Флорес. Самолет пошел на посадку. Под нами замелькал вытканный кораллами синий покров моря. Впереди показались треугольные вершины вулканов. Мы пронеслись над берегом, над крытыми хижинами, теснившимися вокруг большой белой церкви, и самолет, сотрясаясь, приземлился на поросшую травой посадочную дорожку.

О том, что эта полоса официально предназначена для посадки самолетов, можно было догадаться только по стоящей на ее краю беленой постройке: никаких других признаков аэропорта здесь не было. Посреди поля стояла толпа встречающих, а за ними — о радость! — виднелся грузовик; на его переднем бампере сидели двое мужчин. Вместе с другими пассажирами мы проследовали за пилотами в здание. Пока дожидались представителя авиакомпании, нас украдкой разглядывала дюжина мужчин в саронгах, внешне совсем не похожих на невысоких, с прямыми волосами яванцев и балийцев. Курносые и курчавые, они скорее напоминали жителей Новой Гвинеи или Океании. Вскоре появилась девушка в форменной пилотке и несуразной юбке из плотной клетчатой ткани. Это и было долгожданное официальное лицо. Не обращая на нас никакого внимания, она вместе с летчиками принялась заполнять бумаги. Мы огляделись: нас никто не спешил встретить. Тем временем выгрузили наш багаж. Мы растерянно топтались вокруг него, надеясь, что Тхат Сен распознает нас по ярким наклейкам на чемоданах и багажным биркам.

«Добрый день, — громко сказал я на индонезийском, обращаясь ко всем сразу. — Тхат Сен?»

Чуть поодаль, привалившись к стене, стояли несколько подростков и с любопытством разглядывали багаж и нас. Один из них время от времени хихикал. Девушка в клетчатой юбке выбежала из здания и понеслась к взлетной полосе, торопливо размахивая бумагами.

Один из мужчин, до сих пор рассеянно глядевших в нашу сторону, подошел к нам и, приложив руку к форменной фуражке, представился инспектором таможни.

«Ваше?» — Он показал на багаж.

Я вымученно улыбнулся и старательно произнес на понятном ему языке заранее отрепетированный монолог: «Мы англичане, из Лондона. К сожалению, мы плохо говорим по-индонезийски. Мы приехали снимать фильм. У нас много документов — из Джакарты, от Министерства информации, из Сунгарайи, от губернатора Малых Зондских островов, из посольства Индонезии в Лондоне, от Британского Совета в Сурабае…»

Одно за другим я протянул все имеющиеся у нас письма. Таможенный инспектор набросился на них, как голодный — на долгожданную еду. Пока он переваривал их содержание, в дверь протиснулся толстый, взмокший китаец. Он протянул к нам обе руки, широко заулыбался и разразился бурным потоком индонезийской речи.

Смысл первых предложений был еще понятен, но Тхат Сен сыпал словами так быстро, что вскоре я перестал улавливать смысл. После двух безуспешных попыток вклиниться в его пространную тираду («Мы англичане, из Лондона. К сожалению, мы плохо говорим по-индонезийски…»), мне ничего не оставалось, как утешиться ролью восхищенного зрителя. Впрочем, зрелище было увлекательное: наш спаситель в измятых, обвисших штанах цвета хаки и поношенной рубашке говорил, выразительно жестикулируя, и каждые две минуты вытирал брови красным грязным платком. Больше всего меня заинтриговал его лоб, над которым, прямо посередине, был выбрит довольно большой, сантиметров семь, клок волос. Из-за этого брови китайца казались гораздо гуще, а лоб — выше, чем их замыслила природа, и я старался представить, как он выглядел изначально. Скорее всего, его жесткие, как щетина, волосы нависали над роскошными бровями… Как только китаец закончил говорить, я немедленно вернулся в реальность и поспешно забормотал: «Мы, мы англичане из Лондона, к сожалению, не говорим по-индонезийски…»

К этому времени чиновник закончил изучать наши бумаги и принялся помечать мелом наш багаж. Тхат Сен просиял. «Losmen!»[10] — воскликнул он. Видя, что я не понимаю, он повел себя так же, как любой британец при встрече с иностранцем, не знающим английского: решил, что я глухой.

«Losmen!» — рявкнул он мне в ухо.

На сей раз я вспомнил, что означает это слово, и мы принялись спешно перетаскивать наш скарб в грузовик, который, как оказалось, действительно принадлежал Тхат Сену. В город въехали молча: двигатель рычал так, что перекричать его было невозможно.

Заказанный для нас losmen ничем не отличался от всех прочих гостевых домов в Индонезии: длинная веранда, вдоль нее — ряд темных комнат с бетонными стенами, прямоугольные доски с тонкими, свалявшимися матрасами вместо кроватей. Мы перенесли вещи и вернулись к Тхат Сену.