Стояла прекрасная погода, дул сильный, свежий ветер, проа легко скользило по морской зыби. Чарльз предпочел спать на носу палубы. Сабран и я вместе с Хассаном и Хамидом улеглись в каюте. Трудно сказать, кому из нас повезло больше. Чарльз рисковал проснуться от проливного дождя или от того, что ему рухнет на голову шест паруса, который оказывался всего в полуметре над ним всякий раз, когда корабль менял галс. C другой стороны, он спал на свежем воздухе, а это гораздо приятней, чем тесниться в каюте, пропахшей идущим снизу запахом гнилой рыбы. Однако никто из нас не жаловался; мы приближались к желанной цели.
Проснувшись от странного шума, я почувствовал, что наше судно замерло. Ветер стих. Сквозь приоткрытую дверь было видно, как в безоблачном небе сияет Южный Крест. Вдруг снова раздался тот же оглушительный грохот, который меня разбудил; корабль дрожал и накренился. Я вылез на палубу. Чарльз тоже проснулся и, перегнувшись через бортик, всматривался в воду.
«Мы сели на риф», — бесстрастно сообщил он.
Я принялся будить капитана, который, свернувшись, спал на полу рядом со штурвалом. Тот не реагировал. Я стал его трясти. Он открыл глаза, укоризненно посмотрел на меня и забормотал: «
«Смотри», — закричал я, показывая за борт. В эту минуту судно вздрогнуло от очередного удара.
Капитан заткнул чем-то правое ухо. «Оно плохое стало, — печально объяснил он. — Ничего не слышит».
«Мы сели на риф, — кричал я в отчаянии. — Нам тоже плохо».
Капитан неохотно встал и разбудил Хассана с Хамидом. Они втроем вытащили длинный бамбуковый шест, который лежал вдоль борта, и принялись отталкиваться от рифа. В лунном свете на дне отчетливо виднелись коралловые плато и возвышенности. Воду прочерчивали яркие светящиеся линии, и каждый раз, когда проа, покачиваясь на легких волнах, касалось дном коралловых вершин, море вспыхивало зеленоватым сиянием.
Минут через десять нам удалось сойти с рифа. Мальчики вернулись в каюту. Капитан, как был в саронге, улегся рядом с румпелем и тут же уснул.
Нас с Чарльзом происшествие встревожило. Сейчас нам повезло: на море стоял полный штиль, но из книг я знал, что встреча с коралловыми рифами всегда оборачивалась для путешественников бедой. Мне стало не по себе; доверие к капитану явно пошатнулось. От волнения мы долго не могли уснуть и, лениво переговариваясь, сидели на палубе. Через некоторое время на горизонте показались призрачные очертания большого острова. Вдали замерли на воде парусники. Наше проа безмятежно качалось на волнах. На мачту карабкался непонятно откуда взявшийся маленький, перепуганный геккон. В конце концов мы успокоились и задремали.
Когда мы проснулись, остров находился там же, где видели его шесть часов назад. Это означало, что проа не сдвинулось ни на сантиметр. Весь день мы бездельничали, идиллически покачиваясь на синих, прозрачных волнах: сидели на палубе, курили, швыряя окурки за борт (к вечеру поверхность воды была затянута ровным слоем наших «бычков»), и любовались видневшимся впереди островом. Хассан и Хамид мирно спали. Капитан, заложив руки за голову, лежал рядом с рубкой, бездумно глядел в небо и время от времени завывал громким фальцетом. Вполне допускаю, что он пел, но через несколько часов этот странный вокализ начал нас раздражать. Бесконечно длинный день закончился, наступила ночь. Наутро остров стоял на том же месте. Теперь мы глядели на него с отвращением. Весь день, лежа на палубе, мы ждали малейшего ветерка, чтобы поднять уныло обвисшие паруса. Вчерашние окурки медленно и печально кружили на воде. Мы с Чарльзом сидели под палящим солнцем, опустив ноги в прохладную воду. Сабран готовил нехитрую снедь. Весь наш запас питьевой воды хранился в огромном глиняном сосуде, прикрепленном к деревянной стене каюты. Хотя сверху он был закрыт керамической посудиной, в воде, извиваясь, плавали непонятно как в нее попавшие личинки москитов. На нестерпимой жаре емкость накалилась так, что к ней невозможно было прикоснуться, а ее содержимое стало отвратительно теплым. Чтобы спасти нас от жажды, Сабран прокипятил воду, предварительно бросив в нее несколько обеззараживающих таблеток, а затем добавил немного сахара и растворимого кофе. К счастью, мы так хотели пить, что не очень привередничали. С едой оказалось сложнее. На четвертой за последние полтора дня тарелке с пресным, ничем не приправленным вареным рисом мой желудок тоскливо застонал, и я отправился к капитану. Он лежал на корме и, никого не замечая, завывал свою рваную песню.
«Друг, — начал я. — Мы очень хотим есть. Вы сможете поймать для нас рыбу?»
«Нет», — невозмутимо ответил капитан.
«Почему?»
«Крючков нет. Лески тоже нет».
Я разозлился.
«Но Тхат Сенг сказал, что вы рыбак».
Капитан криво, слюняво ухмыльнулся правым уголком рта.
«Нет», — повторил он.