Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа

В таком же роде прелестна по своему грустному желтовато-бурому тону картина “Замерзшее озеро” 1642 года, вся насыщенная серым холодным туманом. Настоящим лакомством по своей плотной насыщенной живописи является “Сцена из крестьянского быта”, в котором больше заметны следы влияния Рембрандта и отчасти Лара. Белая лошадь, которая у коллекционеров считается таким-то “патентом” Воувермана, написана здесь с редким мастерством и без малейшей “декоративной позы”. Хуже прочих —, помеченный 1647-м годом и изображающий любимый сюжет Остаде “Постоялый двор”. Впрочем, быть может, ее недостатки можно объяснить себе тем, что вечное повторение по требованию любителей этого мотива могло опротиветь мастеру. В этом причина ее терпкого зеленого тона и невнимательной, рутинной лепки фигурок.

Воуверман, Филипс

Только что упомянутый гарлемец Филипс Воуверман (1619 — 1668) был на год старше Кейпа и на два года старше Исаака ван Остаде, но его искусство, представленное в Эрмитаже с совершенной полнотой 53 картинами, скорее говорит об ином времени, об иных вкусах. Воуверман самый, быть может, техничный из голландцев. В его легкости есть что-то импровизаторское. [177] Он импровизировал свои картины по памяти, а не составлял их добросовестно по этюдам и еще менее — прямо по натуре, по примеру своих прочих собратьев. При этом Воуверман был меньше всего заинтересован правдой. Где происходят его сцены — зачастую трудно сказать. Не то у него на родине, не то в Италии. [178] На них мы видим и хижины из окрестностей Схевенингена, и остерии из Кампаньи, и дюны, и лазоревые горы — иногда вперемешку. Также и в костюмах действующих лиц он приносит в жертву нарядности точность и национальный характер одеяний. Иные его персонажи имеют средневековый вид, другие, забегая вперед перед историей, — отдаленное сходство с маркизами времен регента. В этих чертах и причина его успеха в XVIII веке. [179] Тогда он казался очень передовым, очень “современным”, вроде того, как Вермер или Рембрандт кажутся нам “современными”. Но именно эти же черты удаляют от нас Воувермана, ибо наше время любит или точный “портрет” былых эпох, или яркую фантазию, поэтическое вдохновение, чего у Воувермана не найти.

Однако нужно быть справедливым. Повторяем, в чисто техническом отношении картины Воувермана — безупречны. Лошадь он знал буквально наизусть и писал ее во всех поворотах, во всех движениях, с величайшей легкостью и совершенством.

Филипс Вауверман. Всадник, беседующий с крестьянином. Дерево, масло. 32х28. Инв. 846. Из собр. Кобенцля, Брюссель, 1768

Филипс Вауверман. Лошади на водопое. Дерево, масло. 32х40. Инв. 1006

Нас “круглые” лошади Воувермана несколько смущают, но это потому лишь, что любимые в то время породы ныне или вымерли вовсе, или же стали редкостями, которых не встретишь нигде, кроме как в недоступных любительских конюшнях. Но и не одни лошади, которыми поистине художник злоупотреблял до утомления (и опять вину этого можно поставить на счет любителей и “знатоков”, всегда завидующих друг другу и желающих иметь непременно то же, что у другого), не одни лошади — сила Воувермана, но и пейзаж. Никому так не удавались небеса, как ему. Сумрачные ли бурые облака зимы, набухающие грозовые громады лета, вечернее золото или утреннюю лазурь, все он передавал с неподражаемой правдивостью и опять точно играючи. При этом картины его верх “чистоты отделки”; все у него гладко, ловко и весело написано, виртуозно смягчено в тоне. Все улыбается, все несколько прикрашено. Именно эти особенности, вероятно, и утомляют глаз, становятся в массе несносными, приедаются как постоянное угощение сладким.

У нас в Эрмитаже его картин столько, и так они все похожи друг на друга, что как-то не хочется приступать к детальному изучению их однообразной массы. Отношение — вроде того, которое получаешь к Тенирсу, но еще усиленное, ибо Воуверман и приторнее, и скучнее Тенирса. Однако во имя нескольких живых нот нужно превозмочь эту неприязнь и по крайней мере полюбоваться десятком истинно изящных вещей. Милее всего беспритязательные картины вроде какого-то итальянского пейзажа с мостом на жердях, или полная искреннего чувства картина “Жнецы”, или неправильно названная картина “Голландский берег” (какая это Голландия с горами?), или еще “Зимний вечер”, где так превосходно переданы несущиеся холодные тучи. Чудесные небеса встречаются, впрочем, почти на всех картинах, но особенно они удались мастеру на картине “Возвращение с охоты” и в эффекте южной зимы. В бытовом отношении интересна капитальная картина “Охота на оленей”, уже полная высокопарного великосветского стиля французского двора... Но всего не перечтешь.