Читаем Путеводитель потерянных. Документальный роман полностью

В том, что принадлежащие материалы, задержанные по акту № 194 от 03.03.1989 могут быть получены в/изъяты на проверку по предъявлению настоящей квитанции.

Представитель пограничного контроля».


Я уже готова была идти, но тут подошел мужчина в какой-то другой форме и потребовал от меня письменного объяснения, от кого и кому я привезла материал, запрещенный к перевозке. Под видом того, что я член Союза писателей и занимаюсь историей Чехословакии, я потребовала немедленно вернуть мне бумаги, которые нужны для работы над книгой.

«Об этом мы еще поговорим, пока можете быть свободны».

Это прозвучало угрожающе. Надо предупредить куратора, чтобы был осторожен.

Сережа меня уже заждался, и, когда я объяснила ему, что произошло, он сказал: «Чепуха, скорее всего, ты на что-то не так отреагировала. С тобой такое случается».

Я предъявила квитанцию.

Как только мы добрались с Сережей до дому, я позвонила куратору. Он бросил трубку.

И все равно я не могла поверить Зденеку.

Вскоре Сережа сообщил мне новость — звонил какой-то чиновник, бумаги проверены и могут быть отданы мне в Шерметьево-2 в таком-то кабинете.

Что значит «могут быть»?

Сережа поехал со мной.

Кабинет оказался за паспортным контролем, куда нас молча препроводили чиновники.

За столом сидели двое в штатском. И началось. На первых порах вежливо: от кого и кому привезены эти бумаги. Я молчала. Посыпались угрозы. Они знают про меня все, они знают про меня больше, чем я сама о себе знаю. Своим поступком я подрываю мост чехословацко-советской дружбы, — и опять по кругу — от кого и кому… Поняв, что от меня ничего не добиться, они стали угрожать Сереже: если он не воздействует на свою жену, ее ждут крупные неприятности. Сережа молчал. Тогда они сказали, что знают о моем плане про выставку. Это похвально, но рискованно. Общество «Память» начеку. Лучше не выходить из дому после одиннадцати вечера. Так, во всяком случае, они советуют.

Я потребовала отдать мне бумаги.

Нет. Бумаги останутся при них.

Мы с Сережей сочинили пафосное письмо в «Огонек», Коротичу.

«Недавно я вернулась из Праги, где была в командировке. Мое пребывание там совпало с прискорбным событием: судом над выдающимся чешским драматургом Вацлавом Гавелом и его друзьями — участниками правозащитного движения, протестующими против застойной политики нынешнего чехословацкого руководства. Репрессии против инакомыслящих в ЧССР вызывают возмущение во всем мире. Наша пресса обходит эти события молчанием. В лучшем случае. В худшем — распространяет информацию, искажающую суть происходящих в ЧССР процессов. Мол, теперь это не наше дело, пусть сами разбираются.

В августе 1968 года мне, шестнадцатилетней школьнице, довелось быть свидетельницей нашей „братской помощи“. Вернувшись из Праги, я написала об этом повесть. Руководитель творческого семинара в Литинституте по-отечески посоветовал мне ее сжечь. Разумеется, я его совету не последовала.

Перемены, происходящие в нашей стране, напоминают тот процесс демократизации в Чехословакии, который был жестоко подавлен нами в августе 1968 года. Зачистку производило новое руководство Чехословакии, тоже не без нашего активного участия. Что же происходит теперь? Чехи и словаки, вдохновленные нашей перестройкой, вышли на демонстрацию с аналогичными требованиями, их разогнали водометами и слезоточивым газом.

Палах покончил самосожжением. Это был его протест против вторжения наших войск. Мы молчали об этом событии двадцать лет тому назад, молчим и сейчас. Яна Гуса за его попытки отстаивать свободу сожгли на костре, Палах сжег себя сам. Времена меняются. Но цинизм всесилен. Кладбище, на котором захоронен прах Яна Палаха, закрыли „по техническим причинам“. Все дороги к городку Вшетаты были перекрыты, поезда и автобусы проезжали мимо, не останавливаясь, жители городка должны были предоставлять свои паспорта, чтобы им дозволили добраться до дому. Вскоре после демонстрации на Вацлавской площади начались аресты.

„Руде право“ от двадцать третьего февраля публикует лживую статью под названием „Кто такой Вацлав Гавел“, где аргументами в политической дискуссии служат его дядя-фабрикант и негодяи-родственники, которые наставили маленького мальчика на путь борьбы с социализмом. Знакомые методы. Так в недавние времена были ошельмованы ныне признанные лидеры нашей перестройки.

Чехословацкий народ взирает на нас с надеждой. Наши перемены вдохновляют людей, уставших от лжи и демагогии. Наша моральная поддержка демократического движения в Чехословакии могла бы хоть отчасти искупить вину за 1968 год. События, происходящие в Чехословакии, требуют гласности. Только честность и открытость способны снова сдружить наши народы».


Написала письмо Милуше, попросила ее предупредить кого надо, и Зденеку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное