Путеводная звезда

Словом, к тому времени, когда дверь открылась, а он вкрадчиво попросил ее зайти, она обрела уверенность в себе и посмотрела на Капитанова со всей силой уничижения, на какую только была способна и шагом полным достоинства горделиво вплыла внутрь, будто бы это не она минуту назад ломилась в дверь, а прорвавшись, была бесцеремонно выставлена. Теперь все выглядело так, словно вот уже битый час он просит ее зайти, а она делает ему одолжения лишь милосердия ради, воистину, то был великий женский дар.

– Присаживайтесь, – сухо продолжил Капитанов, указывая на стоящее подле его письменного стола кресло.

– Да нет уж, я постою, – ответила Фелицата, и отвернулась, не делая попыток начать разговор.

Минуту, три, пять. Тишина.

– Вы, кажется, только что едва не выбили дверь, словно пьяница в кабаке, а теперь молчите, и даже взором меня не удостаиваете, – не выдержал и прервал молчание Капитанов, – ежели вы так торопились, что не могли и минуты обождать, тем странно ваше молчание.

И опять тишина.

– Ей Богу, я вас женщин, не пойму, бесновались, кричали, будто кошка дикая, верно сказать, что-то хотели. А пусти вас подобру, молчите. Ну, хорошо, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Смею предположить, Вы догадались, что я и есть тот самый презренный издатель по фамилии Матросов, а та самая ржавая бригантина и есть мое издательство «Товарищество Скоропечатни А.В. Капитанова», а простите, запамятовал А.В. Матросова! Но я не это желал сказать, в общем, приношу Вам свои извинения. Не хотел начинать знакомство со лжи, но вы так были удручены, и так злы в первую нашу встречу, впрочем, во вторую не меньше, – засмеялся он, но быстро прекратил, увидев, что шутка, едва ли пришлась ей по вкусу. – Скажу по чести, не посмел я в тот вечер, признаться Вам кто я. Не посмел.

И опять в ответ ни слова.

– Конечно же, это было не правильно, и ничто меня не оправдывает, но право слово, уж не четвертовать же меня за это. Бывают в жизни и куда худшие прегрешения, а грехи во имя добра, это знаете ли и не грехи вовсе. Но опять же, прошу меня простить. Не следовало так поступать, не следовало.

– Мне до вашего фарса, нет дела! – отрезала Фелицата, и вновь отвернулась от него, будто он был так ужасен и уродлив, что она боялась ослепнуть или превратиться в камень от одного лишь его вида.

– Позвольте же, ежели, Вам до этого нет дела, тогда и вовсе нам спорить не о чем, – удивленно пожал он плечами. – Примите извинения, и дело с концом.

– Вы, пользуясь своим служебным положением, желаете напечатать мой роман, отнюдь не из чистых соображений! Вы верно желаете получить мое расположение, таким бесчестным способом! Презренный!!!! – вскрикнула она, испепеляя его взглядом. О, если бы взгляд мог убивать, то он тотчас бы умер, вот здесь, как есть, на этом самом месте.

Он громко расхохотался, хотя едва ли искренне, скорее притворно. А в Его глазах, до того смотревших сквозь пальцы на проделки Фелицаты, будто она не более чем разбушевавшегося дитя, начали закипать и гнев и ярость. Аркадий Вениаминович, конечно же, не в пример своему оппоненту, за годы жизни научился управлять гневом, злостью и яростью, будто тройкой лошадей, но, позвольте же, всему есть предел, ее высокомерие и острый язык, грозили разрушить стену самоконтроля, которую он научился возводить вокруг себя от разного рода посягательств.

– Не льстите себе! – выпалил он. – Поверьте мне, и как издателю, и как мужчине, Ваш роман гораздо интереснее, чем Вы сами! И замечу, я неплохо разбираюсь и в том и в этом! Скорее наоборот, я может и потерял чутье в деле издательском, но уж в дамах, поверьте, я знаю толк, – заключил он, самодовольно улыбаясь.

Он ожидал, что его слова заденут ее за живое, и уже приготовился уворачиваться, если дело дойдет до метание в него различных предметов, ибо не исключал, что она может запустить в него чем-нибудь тяжелым, и со страхом подумал, что вот того мраморного коня, не следует держать так близко у двери, где и стоит разъяренная барышня.

Но вместо этого, лицо Фелицаты осветилось, будто у блаженной.

– Вам понравился мой роман???? – выдохнула она.

Вот и пойми этих женщин, – подумал Аркадий Вениаминович, окончательно сбитый с толку, и в недоумении почесал себе затылок, отчего вид приобрел слегка глуповатый.

– Конечно, – просто ответил он.

– И вы поэтому решили его напечатать? – с надеждой в голосе спросила Фелицата, словно не веря свои ушам.

– Конечно, – повторил Капитанов, чей огромный словарный запах истощился буквально за минуту, и среди тысячи слов, он мог вспомнить, только «да» и «конечно», ну может еще «всенепременно». Как дурно, право слово, действует на него эта женщина.

– Тогда простите меня! – запальчиво начала Фелицата, а ее глаза, казалось, увлажнились, и стали напоминать чуть подтаявший лед на глубоком и чистом озере, – я все не так истолковала, я знаете ли вначале делаю, а потом думаю, мне право слово так неудобно, как же я об этом сразу не подумала, да что же это такое то! – и она стыдливо начала заламывать себе руки.