– Хмарь, да серость, снова оттепель, но проку в том мало, уж лучше мороз, хотя бы голова не чугунная, – проворчала Фелицата. – Сейчас бы написать все это в своей книге, но к чему, если никто не читает, Ей Богу, все пустое… – заключила она и сердито зашторила занавески.
Из кухни вышел толстый камышовый кот по кличке «Карлос», названный в честь бесстрашного испанского корсара, героя ее романа. Он скептически посмотрел на нее, постоял немного в проеме, но не найдя ничего для себя интересного, что-то мяукнул на своем кошачьем и скрылся из виду.
– Ну и ступай, – капризно бросила ему вслед Фелицата. Сегодня она была вновь обижена на весь мир, а нежелание кота посидеть у нее на коленках, восприняла как личное оскорбление.
Проголодаться она еще, конечно же, не успела, но час был обеденный, а значит было надобно обедать. Фелицата только сейчас поняла, что в доме кроме нее и Карлоса никого. Не имея ни малейшего представления, куда делись родители, впрочем, до рождества оставалось не так уж много, а они люди не молодые, так что, к любому событию относились обстоятельства и со всей ответственностью, словом, скорее всего, ушли за покупками. Фелицата, была даже рада побыть наедине со своими мыслями, последнее время все слова утешения, вызывали в ней лишь одно расстройство, так как лишний раз напоминали о том, как ее корабль надежд разбился о скалы реальной жизни. Пододвинув к себе тарелку с кашей, она только сейчас увидела конверт с незнакомой печатью, по всей видимости, матушка оставила его ей для прочтения, верно что-то важное.
– Хм, – подумала Фелицата, прочитав свое имя и фамилию в графе адресат. Она хотела было распечатать письмо, но кто-то его уже открывал, а затем вновь неумело склеил, – Ах, матушка, матушка, – пожурила про себя мать Фелицата.
Достав письмо, она нетерпеливо начала его читать:
Письмо сумбурное, и странное, но едва ли Фелицата заметила это. Казалось, если бы в этот самый момент ее спросили, что она чувствует, едва ли она смогла бы связать и пары слов, тогда как в обычное время, да и в любой ситуации была красноречива и многословна, не даром же, писательница. Все, что она раньше принимала за радость, не шло ни в какое сравнение, с тем чувством, что она испытывала сейчас, то были лишь отблески счастья, теперь то она знала это наверняка. Оцепенение сменилось фейерверком чувств, она визжала и кричала, бегала по комнате, целовала письмо, вдыхала запах чернил и типографской бумаги. И не теряя времени, собравшись за считанные минуты, впрочем, она и раньше не слишком то уделяла внимание гардеробу, отчего выглядела, либо странно, либо неуместно, либо и то и другое сразу, выбежала на улицу.
К своему счастью, никого из знакомых, ей не посчастливилось увидеть по дорого, так как вид у нее был, немного чудоковатый, шляпка сдвинулась на глаза, из-за чего она с трудом разбирала дорогу, а пальто с застегнутыми не по порядку пуговицами, тянуло вниз, но разве ж сейчас это имело значение, когда перед глазами забрезжил пьедестал славы, а праздничные фанфары звенели в ушах.
Об экипаже не могло быть и речи, разве же она смогла бы усидеть на одном месте, пешком на крыльях счастья она доберется до типографии быстрее самой скорой тройки лошадей.