Путеводная звезда. Зачарованный замок

– Теперь нам покоя не будет, – собранные яблоки рассыпались золотой крошкой, запачкав земляной пол, а заодно и крючковатые пальцы старухи. – И надо же было тебе угораздить. Про эту яблоню не один век толкуют, а видеть ее никто не видал.

Слухи разносятся быстро, а против жажды золота не спасла бы даже обережная нить. Потому собрались они быстро – Ханне доверили вести козу и нести на плече воробья, который долго чирикал под платком, недовольный, что выгнали из тепла на улицу. Запретив девочке оборачиваться, Марна долго копалась в доме, гремя котелками и недовольно бормоча что-то себе под нос. Она и сама уже давно подумывала перебраться куда подальше от людей, да жаль было покидать насиженное место.

Когда наконец они двинулись в путь, землянки и след простыл. Остался один лишь холм, поросший сухостоем. Зато узел на спине колдуньи был ростом чуть ли не с саму Марну. Крепко ухватившись за лямки, она подмигнула и заковыляла по снегу, да так резво, что Ханна с трудом за ней поспевала.

Эпилог

Принц Свейн отчаянно скучал.

После того случая, когда его, полуобмороженного и несущего сущий бред, доставили во дворец после неудавшейся прогулки, королева приставила к дверям его покоев дюжину рослых охранников и наняла с десяток лучших учителей, чтобы запереть сына дома.

Все долгие зимние месяцы по пятам за ним ходили выписанные из-за границы музыканты и актеры, а с придворных дам ради такого случая был снят строжайший запрет флиртовать с королевским отпрыском. Так что к весне принц с горем пополам овладел тремя языками, искусством балансировать линейкой на носу и притворяться мертвым – говорят, последнее умение стоило его матушке новых седых волос, а одному из фокусников – головы; выучил наизусть все приключенческие романы в отцовской библиотеке и обзавелся парой новых шутов, из которых один вечно спал, а второй и вовсе был переодетой девушкой.

– Гу-унни, – лениво тянет Свейн, швыряя в птиц одну виноградинку за другой. Принц втайне надеялся, что хотя бы с наступлением теплых деньков запрет на охоту будет снят. Так нет же. Теперь весь двор полнится слухами об огре, облюбовавшем местные топи, а охотники всякий раз снаряжаются в лес как на войну, только пушек не хватает.

Из-за портьеры показывается сначала всклокоченная голова – из-за своей блестящей, истинно солнечной шевелюры шутовка и получила свое прозвище, —

пошли всполохи от ее костюма затем комната полыхает всполохами ярко-алого и зеленого атласа.

Ловко перехватив лютню, девушка усаживается рядом, заодно отправив в рот целую пригоршню терпко-сладких ягод.

– Опять за свое? – она нарочно принимается так бренчать по струнам, что вздремнувший было за столом старенький профессор недовольно поправляет съехавшие очки и швыряет в нее тетрадью. Спасибо, что не толстенным справочником по ботанике.

– Что тут у нас? О, список лекарственных трав. Может, хоть его для разнообразия выучишь? – какое-то название привлекает ее внимание настолько, что она пытается его напеть: коо-ри-луус.

– Это еще что? – Свейн уже не рад, что позвал ее. Виноград закончился, и теперь ему хочется просто полежать на солнышке.

– Не что, а кто.

Внезапно посерьезнев, девушка принимается подбирать мотив к новой песне.

О заброшенной хижине в глубине леса.

О девушке с волосами, похожими на золотую кудель, что носит на руке серебряный браслет не снимая.

О двух деревцах, орешнике и бересклете, выросшими у порога дома за одну ночь.

Откуда Гунни все это знает? Потому что видела сама. Каждую ночь, когда золотой птицей летала над темным лесом. Но об этом она никому не рассказывает. Только поет песни, в которые верит один лишь Свейн.