Путеводная звезда. Зачарованный замок

Хорошо.... хорошо… – бормотал он себе под нос, круша фамильное серебро, срывая и топча портреты чопорных предков. Слуги все разбежались, разнеся слух, что хозяин тронулся рассудком. А в прежде богатое поместье с тех пор больше никто не мог попасть: дорогу всякий раз заволакивало густым туманом. Замок опустел, лишь сам Аке бродил по холодным залам, нацепив на себя маску безумца, да глухо в сумерках ухала сова, свив себе гнездо под самой крышей.

– Шутки с магией всегда заканчиваются чьей-то погибелью, – старуха покачала головой, подбросив в очаг еще пару поленьев. Те громко зашипели, будто соглашаясь с ее словами. Воробей перестал наконец скакать и пригрелся у Ханны на коленях.

– Я ведь и сама из тех, из слуг… Кукла была создана, чтобы быть ребенку няней. Любить девочку, заботиться о ней. Вот тебя-то она и выбрала вместо хозяйской дочки…

Позже, сидя в огромной лохани, доверху заполненной горячей водой, Ханна пыталась представить себя на месте погибшей девочки. Она могла бы позволить каменной кукле заботиться о себе – а взамен приобрести холодное сердце. Могла бы остаться и жить в роскоши – с тем, чтобы никогда уже не покидать пределов дворца.

Почти засыпая в теплой воде, она не видела, как старуха украдкой подобрала ее брошенные в углу обноски. Юбка сильно изорвалась, но на ткани еще остались следы поблекшей позолоты. Наряд придворной. Прижав одежду к лицу, хозяйка жадно вдыхала. Последние крупицы волшебства из зачарованного замка.

Золотое деревце

Заходить в деревню Ханна по-прежнему боялась. Да и старая Марна, у которой она осталась жить, тоже редко за чем обращалась к селянам. Скорее уж они шли к ней – выбрав ночку потемней, с оглядкой, не видит ли кто. И суеверно сплевывали на пороге, прижимая к груди связки целебных трав.

В огороде, огражденном от досужих ребятишек полукругом из невидимой нити, круглый год поспевали овощи. Ханна вскрикнула от изумления, когда старуха разгребла снег и показала ей спелую тыкву, совсем не тронутую морозом. Однорогая коза исправно давала молоко и шерсть. И каждое утро перед дверью обнаруживалась вязанка хвороста, заботливо перевязанная скрученными лентами из коры – наподобие той, что болталась у Ханны на запястье. Старуха лишь мельком глянула на браслет и велела не трогать. Сам отпадет, со временем.

Впрочем, иногда им все же приходилось выбираться в лес. Чаще всего, чтобы набрать целебных трав. Пусть на грядках у старухи и рос аконит, чабрец и кошачий корень, все же порой для некоторых снадобий было нужно, чтобы корни вобрали в себя силу самого леса.

Марна научила девочку, как не заплутать в густой чаще, как отличить болиголов от съедобной сныти и не попасть на зуб волкам. И все же Ханна всегда спешила домой: слишком часто ей казалось, что в лесной тиши слышится до боли знакомый отдаленный звон, а исхоженные вдоль и поперек тропинки то и дело заволакивало туманом в погожий день.

Предупреждала старуха и о расставленных повсюду ловушках лесного народа. Натянутая посреди дороги невидимая паутина, заваленная сухими листьями петелька грибов-сыроежек, заросли куриной слепоты – все эти места Ханна научилась обходить стороной, и всякий раз слышала разочарованный шелест высоко в кронах.

Но один раз она все-таки попалась.

В тот день, когда увидела среди деревьев обсыпанную красными плодами дикую яблоню.

Не выходить на проталинки, остерегаться деревьев, что растут поодиночке – эти уроки колдуньи Ханна заучила наизусть. Но на сей раз не было ничего примечательного, разве что яблоня немного напомнила девочке ее саму – зажатую со всех сторон массивными стволами. И как только она умудрилась не засохнуть в своей темнице.

Плоды были мелкими и сморщенными, но их можно было высушить и добавлять в чай – Марна наверняка похвалит ее за это. Было ранее утро и деревце все блестело от росы. Холодный дождь окропил Ханну, стоило ей прикоснуться к веткам. Ничего, до дома успеет высохнуть.

А на обратном пути ей встретился крестьянин с вязанкой хвороста. Помня наказ старухи, Ханна отступила в снег и подвешенный на груди мешочек. Вот только сегодня травы не помогли.

– Золото! – выронив связку, крестьянин бросился ловить невидимых мух – так Ханне показалось. И только потом поняла, что вся ее одежда, волосы руки – все покрылось тончайшим слоем золотой пыли. Мешочек сделал ее невидимкой, но против чужой магии уберечь не смог.

Одной сестре – золотой дождь, другой – сажа и копоть.

Марна при виде нее только руками всплеснула.