Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию

ПЕША, двенадцать миль. Маленький замок, расположенный на одноименной реке во флорентийских владениях, где имеются красивые дома, весьма проезжие дороги и известные вина треббьяно, а виноградники насажены на равнине среди очень густых оливковых рощ. Жители весьма расположены к Франции, и как раз поэтому на гербе их города изображен дельфин[700].

После обеда мы выехали на прекрасную, весьма населенную равнину с множеством домов и замков. Я хотел было посмотреть Монтекатини[701], где имеется горячая и соленая вода Теттуччо, но по рассеянности забыл, оставив его по правую руку, в миле от моего пути, примерно в семи милях от Пеши, и заметил свою забывчивость, лишь когда почти приехал в Пистойю.

ПИСТОЙЯ, одиннадцать миль. Я решил остановиться за пределами города, и там меня посетил сын г-на Роспильози[702].

Тот, кто путешествует по Италии только на упряжных лошадях, плохо понимает свои интересы, поскольку мне кажется более уместным менять лошадей почаще, нежели пуститься в долгую поездку, отдавшись в руки возчиков.

От Пистойи до Флоренции расстояние двадцать миль, лошади стоят всего четыре джулио.

Оттуда, проехав через маленький городок Прато, я отправился пообедать в Кастелло, в остерии напротив дворца великого герцога. Мы намеревались внимательно осмотреть его сад. И там я испытал то же самое, что со мной уже случалось при других обстоятельствах, потому что воображение всегда заходит дальше действительности. Я видел его зимой, голым, лишенным листвы, так что представлял себе его будущую красоту в более благоприятное время года гораздо выше той, что предстала теперь предо мной на самом деле[703].

КАСТЕЛЛО, семнадцать миль от Прато. После обеда я приехал во Флоренцию.

ФЛОРЕНЦИЯ, три мили. В пятницу я видел многолюдную процессию и великого герцога в карете. Среди прочих роскошеств мы видели колесницу в виде театра, вызолоченную сверху, в которой были четверо детей и монах либо человек, наряженный монахом, с накладной бородой и с нимбом поверх капюшона, который изображал Св. Франциска [Ассизского], стоя и держа руки так, как он их держит на картинах. Там были и другие городские дети, вооруженные, а один из них изображал собою Св. Георгия, идя по площади навстречу большому дракону, который тяжело опирался на несших его людей, с шумом изрыгая пламя из пасти. Ребенок ударял его то мечом, то копьем и в конце концов прикончил.

Я получил множество учтивостей от некоего Гонди, обосновавшегося в Лионе; он мне прислал очень хорошего вина, требизьяно [или треббьяно][704].

Стояла такая жара, что даже местные жители удивлялись.

Утром на рассвете у меня случилась колика с правой стороны, и я промучился примерно три часа. В этот день я отведал первую дыню. С начала июня во Флоренции едят тыквы и миндаль.

23-го [июня] устроили гонки колесниц на большой и красивой квадратной площади, со всех сторон окруженной красивыми домами. На каждом конце ее длины воздвигли обелиск или узкую квадратную пирамиду из дерева, и от одной до другой была натянута веревка, чтобы нельзя было пересечь площадь: многие люди наваливались своим весом на эту веревку, пытаясь порвать ее[705]. Балконы были заполнены дамами, а великий герцог с герцогиней и со своим двором был во дворце. Народ теснился по краям площади и на своего рода помостах, которые там устроили, ожидая увидеть, как помчатся наперегонки пять пустых колесниц, занявших наудачу [или по жребию] места возле обелиска. Многие говорили, что у той, которая дальше всех выдвинулась вперед, имеется преимущество, чтобы с бóльшим удобством сделать круг [по ристалищу]. По сигналу труб колесницы рванулись вперед. Третий оборот вокруг обелиска, откуда началась гонка, дает победу. Колесница великого герцога сохранила преимущество на третьем круге; но колесница Строцци, которая по-прежнему не отставала от нее, удвоила скорость и, помчавшись во весь опор, своевременно сократила разрыв между ними, из-за чего победа была брошена на чашу весов. Я заметил, что народ прервал молчание, завидев, что [колесница] Строцци приближается, и изо всех своих сил приветствовал ее громкими криками, даже при виде своего государя[706]. Затем речь зашла о том, чтобы спорный вопрос рассудили третейские судьи, которых обычно назначают на таких состязаниях из некоторых дворян, а представители семьи Строцци отдались на суд этого собрания. И вот, когда судьи в конце концов высказались в их пользу, из гущи толпы вдруг вырвался всеобщий крик, выразивший единодушное одобрение тому, что Строцци получили-таки свою награду, хотя и незаслуженно, как мне кажется. Ее сумма была десять скудо. Это зрелище доставило мне больше удовольствия, чем любое из тех, что я видел в Италии, – своим сходством с древними соревнованиями, которое в нем нашел.