Путевые впечатления. В России. Часть первая

Хотя девятидневное моление уже закончилось, Хьюм весь день провел в молитвах.

В одиннадцать вечера он отправился спать; в полночь прозвонили стенные часы.

Еще не смолк отзвук двенадцатого удара, как духи постучали, но не в дверь — это было бы еще ничего, ведь тогда им просто бы открыли, и все, — а в своем привычном месте, в изножье кровати.

Духи были настолько довольны, что они вновь обрели свое прежнее обиталище, что всю ночь устраивали шум и грохот.

Хьюму не удалось сомкнуть глаз.

Едва рассвело, он послал за отцом Равиньяном, но тот пришел сам.

— Ну как, дитя мое? — с поспешностью спросил он.

— Ах, отец мой, — с отчаянием в голосе ответил Хьюм, — они вернулись!

— Нельзя ли мне их послушать?

Не успел достойный проповедник высказать это пожелание, как духи, словно считая за честь быть ему приятными, принялись стучать то с одной стороны, то с другой, то в пол, то в потолок.

Отец Равиньян был не в силах поверить в это.

— Кто-то находится в соседней комнате, — заявил он и заглянул сначала в комнату справа, а затем в комнату слева.

Комнаты эти оказались совершенно пусты. Тогда он стал молиться, но от этого стало только еще хуже.

Всякий раз, когда он произносил имя Божье, духи стучали еще сильнее.

— К сожалению, сын мой, я вынужден удалиться, — промолвил отец Равиньян, — но, перед тем как уйти, я благословлю вас.

Хьюм стал на колени, и отец Равиньян благословил его. Неясно, что послужило тому причиной, то ли радость правоверных духов, то ли злоба духов адских, но только в момент благословения стуки усилились.

Крестное знамение, казалось, вывело духов из себя.

Отец Равиньян удалился.

Едва красноречивый проповедник вышел за порог, Хьюму доложили о визите маркиза де Бельмона, камергера императора.

Господин де Бельмон пришел осведомиться, вернулись ли духи, как они это обещали. Но ему достаточно было прислушаться, чтобы убедиться в их присутствии; они были везде: во всех столах, стульях, креслах, а особенно в кровати.

У Хьюма не было больше никаких поводов отказываться от визита ко двору. Принимать его должны были в Тюильри.

Он отправился туда вечером 13 февраля.

Однако мы расстанемся с ним у нижней ступени парадной лестницы.

Это какому-нибудь Данжо нынешнего двора надлежит рассказать обо всем, что происходило на этих незабываемых сеансах, о которых говорили столько всего разного и которые были нацелены на то, чтобы императрица удочерила младшую сестру Хьюма.

Хьюм, который вошел в моду, находился в центре всеобщего внимания, вызывал всеобщую зависть и стал незаменимой личностью, был, между тем, самым несчастным человеком на свете.

На следующий день после вечернего приема в Тюильри, который, по-видимому, был великолепен, аббат Равиньян снова явился к Хьюму.

— Ну как, сын мой? — спросил он.

— Увы, отец мой, — в отчаянии отвечал ему Хьюм, — силы у меня больше, чем когда-либо прежде.

— Вам не надо было ходить в Тюильри.

— Разве я мог отказаться?

— Вас повлекла туда гордыня.

— Что ж, я соглашусь с этим. Там сомневались в моей власти, а мне хотелось ее доказать.

— Вам следует запереться у себя в доме, никому, кто бы это ни был, не открывать, никого не слушать и ни с кем не разговаривать.

— Это невозможно. Я сойду с ума.

Отец Равиньян ушел в отчаянии. В итоге он решил, что не станет ни во что больше вникать, если только не случится нечто сверхъестественное.

После него явился граф Комар. Это был большой друг графа Браницкого и шурин князя де Бово. Он нашел Хьюма совершенно подавленным и дал ему совет поискать какого-нибудь другого священника.

Хьюм послал за аббатом де Г***.

Аббат де Г*** тотчас явился. Разговоры о Хьюме дошли и до него, и он был в восторге, что ему удалось увидеть чародея.

Хьюм рассказал ему о совете, который он получил от аббата Равиньяна.

Аббат де Г*** пожал плечами:

— Не лучше ли вам тогда сразу лечь в гроб?

Впрочем, в скором времени Хьюму предстояло отвлечься от всех этих мыслей. Как мы уже говорили, императрица вознамерилась заняться воспитанием сестры Хьюма.

И Хьюм, хотя он и плохо переносил морские путешествия, решил сам отправиться за своей сестрой.

Он уехал в Америку 21 марта, а вернулся оттуда 21 мая.

Два месяца, день в день, его не было во Франции.

Его внезапный отъезд, причину которого объясняли чем угодно, только не истинной его целью, в еще большей степени усилил любопытство парижан. Во всех гостиных только про Хьюма и говорили.

Двадцать третьего декабря ему пришла телеграфиче-ская депеша, содержащая распоряжение явиться в Фонтенбло, где в то время находился король Баварии.

Вот так осуществилось пророческое видение его матери: сын сидел за одним столом с императором, императрицей, королем и великой герцогиней.

В середине мая его дар вновь пропал, и духи, расставаясь с Хьюмом, сказали ему, что это делается для его здоровья.

В конце июня, когда он намеревался отправиться в Константинополь и нанес уже все прощальные визиты, закрыл на ключ все свои чемоданы и в доме леди Гамильтон, принцессы Баденской, прощался с ее высочеством, духи вернулись к нему вновь и объявили, что в Константинополь он не поедет.