Путевые впечатления. В России. Часть первая

Именно такой способ знакомства кажется мне предпочтительным, ибо, как и все великие труженики, я ничего так не боюсь, как быть оторванным от работы, хотя такое все равно происходит раз пятьдесят иди шестьдесят на дню; и в итоге, поскольку обедать так или иначе нужно — больше или меньше, лучше или хуже, быстро или долго, — я обычно принимаю за обеденным столом тех, кого хотят мне представить, если только они согласны быть принятыми таким образом и без всяких церемоний.

Именно с этой целью я позволяю распространяться слуху обо мне как о хорошем кулинаре.

На следующий день Сансийон, Делааж и Хьюм явились ко мне в половине седьмого, и знакомство состоялось, пока мы поглощали консоме, рецепт которого я сообщу вам в один из ближайших дней.

Избегая беседовать с Хьюмом о его прежних триумфах в Париже и при дворе, поскольку у меня были опасения, что мысль о временной потере его дара способна помешать его пищеварению, я завел беседу на тему своих путешествий, и он стал говорить о Риме, Неаполе и Флоренции.

Хьюм рассказал мне, как в Риме он свел знакомство с графом и графиней Кушелевыми и как стал женихом свояченицы графа, а затем робко добавил, что граф и графиня, узнав, что он едет ко мне обедать, изъявили желание со мной познакомиться.

— Пусть тогда граф и графиня Кушелевы окажут мне честь, приехав ко мне на обед, — заявил я, верный своим принципам, — и я познакомлюсь с ними так же, как познакомился с вами.

— Не приличнее ли будет вам лично пригласить их? — спросил Хьюм.

— Прекрасно; я буду иметь честь представиться им завтра в гостинице «Три императора».

— Почему же не сегодня вечером?

— Да потому, что мы с вами не расстанемся, надеюсь, раньше одиннадцати часов или полуночи.

— Но это раннее время для графа и для графини: они никогда не ложатся спать прежде шести утра; так что мы можем отправиться туда в одиннадцать или в полночь, и это будет способ расстаться, не расставаясь.

Я повернулся к Делаажу, который был близким другом семейства Кушелевых.

Кивком он дал мне понять, что такой визит будет вполне естественным и уместным.

— А давайте представим им сегодня и господина де Сансийона, — добавил Хьюм, — чтобы одним ударом убить двух зайцев.

Я не стал интересоваться, буду ли я при этом первым зайцем или вторым, и согласился.

В тот же вечер нас представили графу и графине.

Я покинул гостиницу «Три императора» в пять утра, дав себе слово не ходить впредь в дом, откуда выходят в подобный час.

На следующий день я явился туда снова, и ушел в шесть утра.

Я явился туда и днем позже и ушел в семь.

Правда, там, в этой волшебной гостиной, Сивори играл на скрипке, Ашер — на фортепьяно, а Мери говорил.

Но от этого мои романы не продвигались вперед.

И потому я три дня подряд не посещал графа.

На третий день Кушелевы прислали за мной экипаж. Хьюму и Сансийону было поручено схватить меня за руки и за ноги и, хочу я того или не хочу, доставить в гостиницу «Три императора».

Догадавшись, что на меня готовится покушение, я решил обороняться подобно Трое или Севастополю.

Но человеческая плоть слаба: я вздохнул и последовал за двумя своими жандармами.

Упомянем попутно один факт, доказывающий, что Хьюм вовсе не лишился своего дара, как ему было угодно говорить.

Мы ехали по Амстердамской улице, сидя в коляске, запряженной парой лошадей: Сансийон и я — на заднем сиденье, а Хьюм — на переднем.

Внезапно послышался страшный шум, как если бы за нами гналась грохочущая небесная колесница. Я приподнялся и оглянулся.

Фиакр, влекомый — ведь все возможно — взбесившейся лошадью, вихрем мчался по Амстердамской улице, и нам грозило вот-вот быть раздавленными.

Я крикнул нашему кучеру:

— Правее! Правее!

Взяв вправо, кучер избежал удара.

Но, поскольку он не понимал, что происходит, я крикнул ему громче.

— Ничего не бойтесь, — спокойно сказал Хьюм, — вы находитесь со мной.

Не успел он окончить эту успокоительную фразу, как фиакр зацепился за заднее колесо коляски и повернул ее вместе с лошадью и кучером в сторону, диаметрально противоположную той, куда мы направлялись.

Наступила минута тревоги, неотделимой от подобного разворота на сто восемьдесят градусов; затем, удостоверившись, что Хьюм, Сансийон, коляска, лошади, кучер и я сам целы и невредимы, я обернулся, чтобы посмотреть, что произошло с фиакром.

Опрокинувшийся фиакр лежал на тротуаре слева; рядом, задрав кверху все четыре копыта, валялась лошадь; кучер, потеряв сознание, простерся на мостовой.

Что же касается нас, то ни у кого не было ни единой царапины.

Наконец, мы прибыли в гостиницу «Три императора». Вечер был еще оживленнее, чем всегда.

При виде меня граф и графиня поднялись с мест, подошли, усадили меня в кресло и сели по обе его стороны.

— Господин Дюма, — сказал граф, — мы заметили, что расставаться с нами в шесть часов утра для вас утомительно.

— Должен признаться, граф, — отвечал я, — что это нарушает мои привычки.

— Ну что ж, — подхватила графиня, — отныне мы будем отпускать вас в полночь.

— Легко вам говорить, графиня; но что поделаешь, можно попытаться.

— Однако при одном условии, — заметил граф.

— При каком?