Путевые записки эстет-энтомолога

– У нас несколько разные подходы к искусству, – осторожно сказал и сделал весьма прозрачный намёк: – Вам нравится земное, я же им пресыщен. Мне бы чего-нибудь местного, экзотического, сугубо раймондского…

– Да? – Броуди растерялся. С минуту он сверлил меня непонимающим взглядом, затем надолго задумался. – Конечно, вы же эстет-энтомолог… – пробормотал он. – Хорошо, попытаемся что-нибудь придумать…

Мы снова выпили теперь уже просто так, и Броуди заторопился.

– Через десять минут фейерверк заканчивается, и мне пора приступать к своим обязанностям, – сообщил он. – Значит, что-нибудь экзотическое? Организуем. Непременно организуем! – заверил Броуди на прощанье и ушёл.

Я повернулся к экрану вещания. На нём разноцветными кометами расцветал фейерверк, а за окном не стихал восторженный разноголосый вой, не имеющий ничего общего с человеческим. Будто тысячи тысяч мартовских котов собрались вместе и драли глотки каждый на свой лад.

Поднявшись с табурета у стойки, я подошёл к окну, выглянул. И отшатнулся. Снизу, тускло высвечиваемое сполохами фейерверка, на меня тысячами распахнутых глоток зарилось несусветное чудовище. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй…» – кажется так описывал некое хтоническое чудовище один из славян. И сейчас это чудище ожило, но было оно не стозевно, а многоглоточно. И глоток сих было не счесть. Пожалуй, только один эпитет – «озорно» как в нынешнем прочтении, так и в первоначальном, когда озоровать означало разбойничать, не подходил к характеристике слившейся воедино толпы раймондцев. Хотя, возможно, мне не всё известно о раймондцах – не случайно же звучали предостерегающие щелчки в моей голове…

«Не схожу ли я с ума?» – подумал я, отворачиваясь. Любой яд, и формальдегид не исключение, действует на психику, обостряя восприятие и трансформируя увиденное в апокалиптические картины. Но всё же почему-то думалось, что в увиденном за окном есть крупица истины. Grano veritas.

7

Со следующего дня потянулась череда единообразных будней. Рано поутру, до открытия выставочных залов, я, согласно регламенту, посещал зал со скульптурой Нэфр’ди-эт, проверяя, всё ли в порядке. То же самое проделывал поздним вечером, когда выставку закрывали на ночь. Весь день, пока залы были до отказа заполнены аморфной массой глазеющих раймондцев, я проводил либо в баре, выбирая время, когда там почти не было посетителей, либо в своём номере, изучая регулярно поставляемые Броуди проспекты очередных местных достопримечательностей. Поневоле приходилось разыгрывать роль чванливого, привередливого сноба, которого не устраивают ни Великие пещеры, ни Заповедные луга, ни резервация кудахтающих квохчей, ни наблюдение за жизнью драконспшов на воле, ни океаническая рыбалка, ни охота на большого проглота, ни дендрарий скачущих папоротников… Вечером я встречался в баре с Броуди, вежливо возвращал ему проспекты и получал другие. С каждым отказом Броуди мрачнел всё больше, да и я чем дальше, тем сильнее чувствовал себя не в своей тарелке. Время шло, а нужного предложения я так и не получал.

С землянами я старался не общаться и, тем более, не заводить знакомств. На озеро Чако я должен отправиться один – было бы совсем некстати, чтобы новоприобретённый приятель начал набиваться в попутчики. Лучше прослыть нелюдимым бирюком, чем поставить под удар выполнение договора с Мальконенном. Поэтому, когда как-то среди дня в ресторане я столкнулся с Тарандовски, то постарался отделаться от него холодным кивком. Но ничего не получилось. Тарандовски нахально уселся за столик и принялся живописать свои приключения на Раймонде.

Искусствовед-промоутер активно осуществлял свой modus vivendi – удовлетворение собственного любопытства за чужой счёт, – три дня проведя в i-Ватикане, а теперь собираясь в пятидневную экскурсию по Рио-Негро в заповедник мигрирующих дубов. Описывая своё предыдущее путешествие в восторженных тонах (оказывается, i-Рим и i-Ватикан, архитектурно тождественные земным, на Раймонде были разными городами, расположенными на противоположных полушариях), Тарандовски не преминул сообщить, что практически все земляне побывали кто в трёхдневном, кто в недельном путешествиях по экзотическим уголкам Раймонды, и все остались весьма довольны. Тарандовски ещё лелеял надежду посетить Великие пещеры, а сейчас приглашал составить ему компанию в экскурсии по Рио-Негро. Естественно, я вежливо отказался, и Тарандовски очень расстроился. Оказалось, что посещение им Великих пещер целиком и полностью зависело от того, сможет ли он уговорить меня на экскурсию по Рио-Негро. Как мог, я утешил его, пообещав похлопотать перед организаторами выставки, и вечером устроил натуральный разнос Броуди за то, что он занимается шантажом. Броуди побледнел, начал заикаться, оправдываться и клятвенно уверять, что не имеет к этому никакого отношения, что он обязательно во всём разберётся, и Тарандовски непременно посетит не только Великие пещеры, но и ещё какой-либо иной экзотический уголок Раймонды.