Путевые записки эстет-энтомолога

На следующий вечер, когда Броуди вновь принялся уговаривать меня слезливым голосом, я выдержал долгую паузу и только затем, как будто оказываю громадное одолжение, согласился. На радостях экспансивный раймондец разве что не облобызал меня, однако я несколько охладил его порыв, оконтурив сроки своей экскурсии: если день таинства деяния Великого Ухтары сдвигается, то и я выеду на озеро Чако на день позже. Моё заявление, основанное исключительно на наитии, было тем пробным шаром, которым я собирался проверить правильность своих предположений. И пробный шар попал если не в точку, то где-то рядом. Радость Броуди поумерилась – чем-то я несколько нарушил его планы, – но он всё равно остался доволен. Была, ох, была цена у моей экскурсии, и цена немалая, несоизмеримо более высокая, чем цена двумерной броши. Рядом с этой ценой раймондский артефакт смотрелся безделицей. Лишь одно меня утешало и оправдывало: все земляне – владельцы экспонатов и такие же промоутеры, как и я, – уже побывали в длительных путешествиях по экзотическим местам Раймонды, но получили за своё отсутствие на выставке гораздо меньшую компенсацию.

С Бори Чилтерном, егерем реликтового заповедника «Территория туманов», Броуди познакомил меня за час до отъезда. Егерь прибыл в i-Эрмитаж для сопровождения гостя к озеру Чако, а затем бдительной опеки во время экскурсии во избежание эксцессов в чаще дикого леса. С первого взгляда егерь не произвёл на меня впечатления – такой же полноватый коротышка, лысоватый, розовощёкий как и все раймондцы. Но пообщавшись в ним пять минут, я понял, что Бори Чилтерн сильно отличается от тех раймондцев, с которыми мне до сих пор доводилось общаться. Не было в его словах и жестах и тени угодливости, улыбался он хоть и часто, но к месту, держался просто, но за этой простотой чувствовалось достоинство. Оказывается, «не все китайцы на одно лицо». Провожая нас к кабине межпространственного лифта, Броуди очень сокрушался, что не может сопровождать меня в экскурсии, поскольку обязанности распорядителя выставки не позволяют отлучиться из i-Эрмитажа ни на минуту. При этом, кажется, говорил искренне – было в таинстве деяния Великого Ухтары нечто такое, что влекло к нему раймондцев равно так, как верующих влекут святые места. Но когда мы распрощались, я вошёл в кабину и оглянулся, мне вновь показалось, что в глазах Броуди пляшут искорки злорадства «облого чудища».

9

Заповедник «Территория туманов» располагался на северо-востоке континента. Здесь ещё действовали гейзеры, выбрасывавшие в атмосферу формальдегид, поэтому дикий холмистый край не пользовался популярностью у инопланетных туристов, несмотря на то, что именно тут природа сохранилась практически в первозданном виде. Такова была официальная версия, я же подозревал, что дело совсем в другом. По моим данным, где-то в этой местности покоились останки модуля трапперов, из-за чего раймондцы, свято оберегавшие тайну своего происхождения, не желали пускать в заповедник посторонних.

В i-Эрмитаже было позднее утро, а у озера Чако день клонился к вечеру. Кабина межпространственного лифта доставила нас на небольшой пригорок на восточном берегу метрах в сорока от воды. Озеро было большим, широким; поверхность – идеально ровной, без малейшей ряби, но какой-то мутно-серой, как слежавшийся прошлогодний снег. Лишь у северо-восточного берега, там, где в озеро впадала небольшая речка Рио-Бланко, виднелось отблёскивающее на солнце зеркало настоящей воды. На западном берегу возвышались два округлых, поросших лесом холма, чуть севернее от них располагался ещё один холм с голыми покатыми склонами рыже-охристой глины. Только при большой (если не извращённой) фантазии можно было вообразить лежащую на противоположном берегу женщину, где голый холм – это запрокинутое лицо, а два других – груди. Тем не менее, согласно атласу, именно грудями великанши именовались лесистые холмы. Непроходимая чаща буро-зелёного леса вплотную подступала к обрезу воды на всех берегах, и только с глинистого холма да с нашего пригорка к воде имелся свободный доступ. На сине-фиолетовом небосклоне не наблюдалось ни единого облачка, ртутно-белое солнце резало глаза, но совсем не грело, и от этого возникало гнетущее ощущение наступающей осени, хотя сезонные изменения на Раймонде отсутствовали. Ничего земного, привычного для человеческого глаза, в пейзаже не было, но мне вдруг почему-то вспомнилось озеро на вилле Мальконенна – скорее всего, сказалась элементарная ностальгия по родной земле, которая появляется у человека буквально с первых минут отъезда в дальние края. Атавизм осёдлости.

– Наденьте респиратор, – посоветовал егерь, – и можете пройтись, посмотреть окрестности, пока я буду ставить палатку. Но в лес один не заходите и от воды держитесь подальше.