Киоши снова кивнул. Заставив двигаться окаменевшие мышцы, плеснул в лицо воды и смочил пересохшие губы. Сейчас он снова ощущал себя маленьким, словно вновь представшим перед отцом — тот отчитывал их с Ангусом за случайно открытые во время игры загоны, после чего в небе оказались почти все породистые скаты клана. Отец тогда тоже не кричал, выговаривая негромко и строго, но от этого становилось лишь страшнее.
— Я понял вашу мысль. Но если вы позволите, мастер, сперва я бы хотел задать встречный вопрос…
Марвин молча выжидал. Теперь в его глазах читалось легкое удивление. Кажется, он на самом деле не был готов, что юный тоэх окажется столь дерзким и упертым. Пальцами свободной руки Магистр сделал некий неопределенный жест, приглашая продолжать, и Киоши набрал в грудь воздуха:
— Вам известна природа упомянутого кулона?
— Возможно, ты и прав, — костяные шары столкнулись с болезненным, сухим стуком, — знание сути вещей поможет тебе кое-что понять. Что уже известно тебе самому?
— Почти ничего, враги знают куда больше… — Киоши наморщил лоб и невольно потер обнаженную грудь в том месте, где ее когда-то касался амулет. — Он достался мне в подарок от отца, незадолго до его смерти. Долгое время я считал, что это даже не родовая драгоценность, ведь мать и остальная родня и вовсе ничего не знали о безделушке… Никогда не придавал ему значения. Всегда считал, что это простой оберег, заговоренный в каком-нибудь храме, а то и вовсе куплен отцом на ярмарке… просто, как подарок на память. К слову, Лин… то есть, Овилла, тоже ничего не добавила к моим знаниям. У меня даже сложилось впечатление, что до встречи со мной ничего про кулон не знала и она.
— Это действительно так, — спокойно согласился Магистр. — Овилла была поставлена присматривать именно за тобой. Просто ты разрушил мою ставку на то, что никогда не расстаешься с этой вещью.
— Я немного изменился…
— Рисковый расчет отражает характер нашей игры, — будто утомившись, Марвин переложил шары в другую руку. — Мне достоверно известно, что твой отец не покупал кулон у базарных заклинателей. Он достался ему после войны Бешенства. Как трофей.
Несмотря на то, что у Киоши не было ни единой причины не верить Сконе, он не смог сразу усвоить услышанное. Конечно, он помнил истории матери или дяди, что в прошлом его отец был воином, но чтобы подаренная им вещь оказалась столь древней. Столь памятной. Столь ценной для того, кто проливал свою кровь в столкновении демонических рас…
— Возможно, ты что-то слышал о Камне Пересечения?
Все еще погруженный в нелегкие мысли, Киоши сонно покачал головой.
— Камнем Пресечения называли весьма немолодой монолит, якобы находящийся на месте переплетения всех четырех реальностей. После рокового сражения у пика Сужано монолит был разрушен, чтобы навсегда отрезать врагу открытый путь на Тоэх, будь тем врагом человек, мидзури или суэджигари. Тогда, с повеления Императора, восемьсот восемьдесят восемь воинов Тоэха получили куски этого камня в качестве трофеев. Осколок монолита, Киоши Мацусиро, скрыт и в твоем кулоне.
Встав на скользкое дно воронки, Киоши наклонился и еще раз щедро ополоснул лицо. Его тошнило и трясло от странной смеси гордости и ужаса титанической ответственности.
Если Сконе не врал — а в этом не было смысла, — его отец слишком мало рассказал о себе перед уходом. Никогда не упоминая ни о том, насколько ценную и старинную вещь оставляет сыну; ни о том, что принимал участие не только в уничтожении диверсионных отрядов мидзури, рассыпанных по Тоэху на последних этапах войны, но и в одном из самых эпических сражений в истории.
И даже мать Киоши, почти сразу отправившаяся в Яму вслед за супругом, никогда не говорила, что тот участвовал в битве у Сужано, финальной схватке миллионов тоэхов и мидзури, положившей конец войне Бешенства. Даже не упоминала, что отец принимал участие в сражении, во время которого суэджигари попытались разом уничтожить цвет обеих правящих рас. В сражении, когда четвертый мир Креста был навсегда низвергнут царствующими Цветами…
— Если вы собирались потрясти меня, Магистр, вам это полностью удалось, — юноша поднял голову, позволяя горячим струям сбегать с волос на плечи. — Но зачем камень нужен тоэхам? На кой ляд его жаждут мидзури? Боюсь наговорить лишнего, но в погоне за осколком даже объявились существа, выдающие себя за суэд!..
— Как ни печально, — словно невзначай перебил его Сконе, — но это и есть суэджигари. Есть неопровержимые доказательства…
Он покусал губы, и было так непривычно видеть растерянность на этом широком и волевом лице. Готовясь ответить на вопросы Киоши, он какое-то время собирался с мыслями.