Пути Господни (СИ)

— И что же вы сделали с арестованными?

Почему он мучится, почему терпит? Чего проще — подняться с кресла, спуститься на два яруса — блок медиков… или нет, вызвать сюда — стоматолога, вместе с его инструментами… При мыслях о стоматологе — страх, иррациональный ужас накатил удушливой, жаркой, как топка Утилизатора волной. Даже боль, испуганным ребенком, забилась в уголок челюсти, вяло напоминая о себе слабым зудом.

— После профилактической беседы — отпустили.

— Отпустили, — кивнул Авраам отчасти довольный победой над болью. — Забылись, подобрели. «Отриньте, бросьте их в топку новой, взлелеянной жизни. Пусть огонь распаляет в вас желания перемен! Если требуется — сожгите вещи. Напоминающие о зле, они — зло!» — вам знакомы эти слова?

— Да, Великий Пастырь.

— В огне, священном огне очищается общество. Удобренные золой, всходят новые, более жизнеспособные побеги! Да, бывало — страдали невиновные, бурьян полют — капуста сечется, но это лучше, чем окончательно зарасти дикими растениями. Размягчились, слушателей мы уже не сжигаем — отпускаем, да что там слушателей — самого зачинщика, еретика!

— Он юродивый, безумец, не ведает что говорит.

— Топка Утилизатора одинаково плавит и гениальные и глупые умы. Пора возродить старые добрые традиции — воскресные казни. Как это было в вашем, моем детстве. Когда состоялось последнее аутодафе? Два, три года назад? Чем, скверна разъешь, занимается ваш проклятый Высокий Трибунал?

— Ересь искоренена, вольнодумие отсутствует…

— Был бы Утилизатор — виноватый найдется. Если врага нет, его следует выдумать.

У докладчика, выражая некоторую степень удивления, округлились глаза.

— Да, да, выдумать. Власть держится на страхе и авторитете. Страх внушает сама, авторитет — враги, внешние враги, от которых эта власть ограждает. Всякой власти нужен… жизненно необходим враг — внешний, внутренний, хоть какой: голод, война, кризис, инакомыслие. Без них она теряет само свое предназначение, а значит — собственно власть!

Боль, забитым еретиком, сбежала в дальний угол памяти.

— Ладно, что там у вас дальше? — с исчезновением боли — вернулось хорошее расположение духа.

— Выступление — завтра, перед новобранцами Армии Веры.

— Армия — опора власти, — кивнул Никитченко.

— Великий Пастырь, — ожил громкоговоритель, вмонтированный в подлокотник кресла — новомодная, но чертовски раздражающая штука. Трудно привыкнуть, когда ни с того, ни с сего под тобой начинает говорить мебель, — к вам посетитель. Утверждает — срочно.

Боль, забытая боль, почувствовав слабину, показала из укрытия кончик носа.

— Кто?

— Этьен Донадье — старшина техников.

Счастливая боль выкатилась наружу, радостно барабаня по челюсти костлявыми пальцами.

***

Распределено:

Фабрики — 52 особи

Сады, огороды — 39 особей

Домашние слуги — 11 особей.

Итого — 102 особи.

Естественная убыль при транспортировке — 3 особи.

Длинные, как река, как лесные тропинки, однако, в отличие от них, совсем не извилистые, ходы хижины.

Однажды, еще мальчиками, Рхат с ребятами отправились в путешествие по Большому Оврагу, что разделял землю недалеко от деревни соседнего племени.

Он на всю жизнь запомнил то путешествие.

Идешь, вокруг только рыжие, почти отвесные стены, и они сжимаются. Не выбраться, не увидеть конца.

В эти минуты, следуя за незнакомцем прямыми ходами неведомого оврага, Рхат Лун испытывал сходные ощущения.

Не выбраться, ни узнать, что в конце.

Но тогда, в овраге, было небо… затянутое вечными облаками родное небо…

Достигая конца хода, сворачивая за очередной поворот, Рхат Лун ждал, когда же они покинут дивную хижину. Выйдут под небо.

Интересно, какое оно здесь… в раю… в аду…

Небо не появлялось.

Вместо него появились другие гладкокожие.

По мере продвижения, их попадалось все больше и больше.

Некоторые приветствовали проводника Рхата.

— Привет, Брайен, где лопоухого раздобыл?

— Из новой партии.

— Ребята уже вернулись? Как улов?

— Не очень.

— А этого куда?

— Домой. Рената все уши прожужжала. Помощника ей подавай.

— Ну бывай, привет Ренате.

Великая Мать! Речи их еще чуднее запутанных жилищ.

Рхат Лун вырос в лесу. Завяжи ему глаза, засунь в корзину, отнеси на самую дальнюю опушку, выпусти, он без труда отыщет дорогу к дому. Мох на деревьях, пурпурное сияние облаков на восходе, вечный проводник — река.

Здесь глаз никто не завязывал, но оставь его проводник сейчас, в эту минуту, он ни за что не повторил бы пройденный путь.

Великая Мать!

К ним, по такому же ходу двигалось существо… Всякие сомнения отпали — он в аду! Ничем иным, кроме порождения черного Кантора, существо быть не могло. На голову выше Рхата и малоухого. Гладкая, как у проводника кожа утыкана длинными, в палец толщиной иглами. Рот вытянутый, как у хищника, без губ. Полный набор желтых покосившихся зубов скалится в кровожадной ухмылке.

Рхат задрожал. Захотелось бежать… но куда? Сильная, натруженная рука проводника сжала дрожащее плечо.