Потом он болел. Долго. По нескольку раз на ночь, вскакивая в холодном поту от несмолкаемого крика.
Врачи разводили руками.
Давали какие-то порошки.
От них он спал.
Но крик, вездесущий крик еще долго преследовал Юрия в ночных кошмарах.
Он и сейчас снится.
На противоположном конце, за дальней решеткой, мелькнула рыжая тень. Высунулась, чтобы тут же вернуться за непроницаемый для взоров угол.
Собственно, Юра и заметил ее только потому, что тень пыталась быть незаметной. Слишком разительно огненные движения отличались от мерной поступи обывателей.
За ним следят — интересно.
И, кажется, Юрий Гопко знал, кто.
***
Заветы. Глава 5, стих 8
Ажурная стрела крана опустила почти невесомое тело механизма на станину, ощетинившуюся наростами креплений и иглами направляющих. К месту стыковки тут же устремилось пол дюжины рабочих. В пузатых скафандрах с объемными шлемами, они походила на новорожденных, едва выбравшихся из чрева в воду и ошалевших от нежданного простора. Пуповины страховочных тросов напоминали младенцам о матке корабля.
Напоминанием об отце, из середины закрепляемой конструкции фаллическим символом торчала труба.
— Я думал, в космосе не нужны подъемные устройства. Объекты здесь ничего не весят, разве не так?
Эммануил плавал у иллюминатора, наблюдая за ходом работ. Как всегда в невесомости, подкативший к горлу комок тошноты, плавал вместе с ним, в раздумьях о дальнейшем движении. Наружу? Обратно в желудок?
Как всегда, Эммануил успокаивал себя, но главным образом надоедливый комок, во временности явления.
На готовом корабле невесомости не будет.
— Не совсем, — невдалеке плавал Шабровски, вот уж кто чувствовал себя в невесомости, как рыба в воде. — А многотонная конструкция Ковчега, обладающая, пусть и небольшой, силой притяжения, а инерция. При таких-то массах, представляешь, чему она равна? Ведь здесь эти массы не лежат в покое, а двигаются.
— Ну да, — Эммануил безуспешно пытался восстановить школьные знания по физике. В голову упорно лезли портрет Ньютона и глазастый учитель физики, увлеченно вращающий ручку динамо-машины.
— Это я думал — вы против насилия.
— А? — искры между электродами, или как там они назывались, с трудом отпустили Эммануила.
— Я говорю об этой красавице, — инженер кивнул на устанавливаемую пушку, — и о ее сестричках на других концах звездолета.
— Гайдуковский уговорил, — вздохнул Эммануил. — Я тоже был против оружия, поначалу. Но потом понял — мало ли. Метеориты расстреливать, в конце концов. Мы провозглашаем добро, однако это совсем не значит — рабскую покорность.
— Может ли быть добро с кулаками?
— Не перестанет ли при этом оно быть добром?
— Вечная проблема.
***
Умерло — 23 (в т. ч. 20 рабов).
Родилось — 1 (без разрешения).
Утилизировано — 26 (отцовство установлено).
Рекомендуемая квота на детей — 5.
Путаница ходов вела их все дальше и дальше.
Нет, это нельзя было сравнить с оврагом, это было, как… напрягая мозги, Рхат Лун тщетно искал нужное слово.
Неожиданно проводник остановился у одного из выдавленных прямоугольников, во множестве усеивающих странные стены странного жилища.
Рхат Лун терялся в догадках, что это может быть.
С едва слышным шелестом прямоугольник отъехал в сторону.
Колдовство!
Великая Мать!
Вот он — вход в ад, где душу грешника, мучат вечно слуги черного Кантора…
С той стороны оказался такой же ход, впрочем, не такой… более широкий, с большими дырами в стенах и заставленный малопонятными, но — хвала Великой Матери — неживыми предметами.
Проводник сделал шаг, Рхат Лун за ним.
Со знакомым шелестом прямоугольник за спинами возвратился на место.
Ловушка!
Прижав уши, Рхат Лун рассматривал незнакомую хижину.
Надо было бежать, когда мог…
Но куда?..
Великая…