В комнате Сердика собрался… сбор. Потому и сбор, что собрался.
— Они посмели сойтись, — густым, как звук тромбона из оркестра Кинга, и таким же зычным басом вещал глава аграриев Пол Никитченко, — сойтись и принять свое решение.
— Отвратное решение!
— Преступное решение!
— Оно противоречит словам Учителя, самой сути!
Увитые лысинами головы качались в след мудрым словам.
— Не имели права!
— Не правомочны!
— Да как они вообще могли! — преисполненный праведного гнева взвизгнул Никий Гвана, и кружевные манжеты, притороченные к серой робе, колыхались белыми флагами победы.
Сердик Лейб тихо, как корабельная мышь — безбилетный пассажир Ковчега — сидел в своем углу и качал курчавой головой.
Какие важные люди.
Какие речи.
— Их, так называемый, сбор, а я назову — сборище не имеет законной силы!
Сердик продолжал кивать.
— Нет ему!
— Нет!
Лишь сделав несколько кивков, Сердик заметил, что большинство мотает головами из стороны в сторону, словно отгоняя утренний кошмар.
— Я на прошлой неделе столкнулась с Кекуле, — и без того пунцовое лицо Мотренко пошло багровыми пятнами, — нос к носу. Так он даже не поздоровался!
— Стыд!
— Стыд!
Теперь Сердик внимательно следил за происходящим. Лишь после того, как большинство производило головодвижения, он повторял.
— Друзья мои, братья! — к трибуне, образованной из двух поставленных рядом табуретов, подошел Александр Сонаролла. — Волнения, нездоровые споры охватывают сектора. О сущности Учителя уже дискутируют на кухнях и в игральных комнатах. А сущность одна — человеко-бог! Надеюсь, здесь нет отступников, думающих иначе?
— Нет!
— Нет!
Сердик начал кивать, но вовремя спохватился и замотал.
— На нас — нас с вами, братья, возложена великая миссия, огромная ответственность. Возложена самим Учителем, который со своего звездного дома смотрит на происходящее, и сердце, не ведающее зла, обливается кровью в горести и обиде за поступки неразумных детей его!
— Обливается!
— Обливается!
Сердик был весьма доволен, кивок неожиданно совпал с общим настроениями. Кажется, он начинал разбираться.
— Огромная ответственность — раз и навсегда, положить конец распрям!
— Конец!
— Конец!
И снова Сердик угадал с кивком.
Ему начинало нравиться.
— Мы изберем главу, человека, на которого будет возложена непосильная ноша. Да, да, я не оговорился — непосильная ноша. Решать споры, сглаживать разногласия, в полном смысле, не жалея себя, служить обществу, делу Учителя!
Кивая, Сердик чувствовал себя частью чего-то рождающегося, чего-то большего.
— Это большое доверие, но и огромная ответственность. Ответственность брать на себя решения. Решения, возможно, непопулярные; решения, которые могут встречать некоторый отпор, но — решения которые будут обязательны и необсуждаемы для всех членов общины!
— Пастырь!
— Пастырь!
— Мы назовем его Пастырь, как Учитель был духовным пастырем для нас.
— На мой взгляд, и взгляд моих коллег — это единственный выход, способ разрядить накаляющуюся обстановку. Однако к выбору необходимо отнестись со всей тщательностью, сознавая важность и самое главное — ответственность такого решения. Избираемый должен быть индивидуумов высоких моральных качеств, с опытом руководства, стоять на позициях…
— Сонароллу в Пастыри!
Крикнул кто-то с галерки.
— Александра! — поддержали с другого конца комнаты.
Как эпидемия охватывает сектора — в прошлом месяце на каюты химиков напала дизентерия — имя главы цеха текстильщиков разнеслось по каюте.
Вскоре почти все, разве за исключением Мотренко, которая возможно видела на этом месте кого-то иного, скандировали:
— Со-на-рол-ла!
— Со-на-рол-ла!
— Па-стырь!
— Па-стырь!
Сердик кричал, вместе со всеми и был весьма доволен этим.
— Братья, друзья, не ожидал, спасибо, — Александр промокнул рукавом блестящие глаза.
— Голосуем!
Сердику показалось, кричал тот же голос, что предложил текстильщика в Пастыри.
Когда поднялся лес рук, он спешно вытянул свою, мало что понимая, но весьма довольный, что и на этот раз со всеми.
***