Параллельно с попытками смирить Софию Сазонов стремился убедить державы согласовать турецкие контрибуции, затребованные болгарской миссией вместе с пересмотром границы во время того же визита в Санкт-Петербург в середине марта[238]
. Он надеялся, что, как только все согласятся с необходимостью компенсаций, Болгария подпишет перемирие и не станет атаковать Константинополь. Однако, если новую границу державы поддержали весьма охотно, то предложение о контрибуциях встретило резкий отпор, и в первую очередь с французской стороны. Франция считала, что подобные изменения в пунктах Лондонской конференции послов обернутся тем, что и Вена выдвинет новые, своекорыстные требования; также, если туркам будет навязана контрибуция, Германия и другие державы несомненно воспользуются ситуацией, чтобы ближе сойтись с Высокой Портой[239]. К тому же французы опасались, что дополнительное финансовое обременение страны может прямо сказаться на их турецких активах[240]: Франция являлась держателем 45 % всех османских долговых обязательств, совершала крупные капиталовложения и потому переживала, что подобные потрясения могут попросту обрушить финансовую систему страны[241]. И как ни бился Сазонов, настаивая на переговорах с болгарами по этому вопросу, французы пошли лишь на то, чтобы уже после окончания войны его изучила Парижская комиссия по обслуживанию Оттоманского долга.В попытках убедить французов Сазонов дипломатично разыгрывал единственную свою надежную военную карту – десантную экспедицию Черноморского флота в Константинополь и проливы. В отличие от секретных приготовлений сил для оккупации Константинополя, свою готовность задействовать флот Россия изъявила Британии и Франции вполне ясно. Так, 31 марта союзники были проинформированы, что в случае отхода турецкой армии Россия пошлет к Константинополю военно-морскую эскадру. Данный шаг предпринимался не только ради защиты христианского населения столицы, но также и на случай вторжения в столицу болгарских сил – «дабы самим присутствием [мощного русского корпуса в акватории Босфора] оказывать надлежащее воздействие к предотвращению таких решений по вопросам Константинополя и проливов, каковые были бы несообразны интересам России»[242]
. Сазонов отметил, что проинформирует прессу о том, что корабли пробудут под Константинополем лишь до подписания мира, однако риторика коммюнике, вкупе с прежними его заявлениями по этому поводу, подразумевала, что русский флот останется в турецких водах вплоть до тех пор, пока судьба Константинополя не разрешится удовлетворительным для России образом.Данный элемент политики Сазонова, конечно, привлек пристальное внимание англичан и в особенности французов, стремившихся ограничить сферу односторонних действий России. 1 апреля Поль Камбон и сэр Эдуард Грей обсудили действия России, обнаружив при этом известное расхождение во взглядах. Как указывает Грей, Камбон тут же заявил, что французское правительство с подозрением относится к намерениям русских, подчеркнув, что «нельзя допустить, чтобы Россия добралась до Константинополя в одиночку»[243]
. Грей же парировал, что лучше бы всем державам отправить корабли в район проливов и, когда Порта дозволит их проход, занять Константинополь. Он согласился обдумать предложение Камбона о том, чтобы подобный международный флот доставил на сушу какой-то отряд, который препятствовал бы вторжению в город болгар и поддерживал в нем порядок[244]. Когда же 3 апреля Камбон, Бенкендорф и Грей встретились, чтобы вместе обсудить сложившееся положение, Грей заявил, что, по его мнению, болгарам следует силой пригрозить не предпринимать попыток захватить столицу, а также что его правительство «не готово на большее, нежели предложить державам отправить свои корабли к Константинополю». По его словам, на прямой вопрос Камбона об отправке войск он заявил, что Британия эту идею не поддержит, и, несколько развивая тему, продолжал, что, коль скоро мирные условия приняты, англичане «не смогли бы возражать против державы, действующей как сочтет то подобающим во имя поддержания принятых условий в означенных пределах»[245].