Несмотря на то что в свою защиту турки пеняли на нарушения условий договора балканскими державами уже во Вторую войну[259]
, Сазонов рассуждал иначе. В контексте Турции речь шла о христианах, едва освобожденных от османского – мусульманского – гнета, над которыми теперь нависла угроза возвращения того же самого ига. Подобный откат, вне всяких сомнений, задевал лично Сазонова как православного, а также возбуждал общественное негодование и в России, и на Балканах, и в некоторых европейских державах[260]. Николай II разделял мнение Сазонова, что родственные узы обязывают Россию попытаться оказать Болгарии помощь, несмотря даже на то, что, исходя из сугубо «материальных интересов», Адрианополь вполне можно было бы оставить Турции[261].После начала турецкой осады Адрианополя Сазонов 17 июля призвал Великие державы – или хотя бы союзников по Тройственной Антанте – провести совместную военно-морскую демонстрацию, чтобы вынудить турецкие войска отойти за линию Энос – Мидия; при этом он совершенно отрицал наличие у России намерений действовать в одиночку[262]
. 20 июля он вновь обратился к державам – еще более настоятельно – под натиском двух весомых обстоятельств. Во-первых, турецкое правительство настаивало, что линия Энос – Мидия должна проходить по руслу реки Марицы, тем самым включая Адрианополь в границы Османской империи. Указывая на необходимость усиления обороноспособности своей столицы, турки наотрез отказались от каких-либо переговоров по данному вопросу. Во-вторых, свою позицию турки подкрепили последовавшим вскоре взятием города[263]. Как заявил Сазонов Бьюкенену, «если державы готовы прибегнуть хоть бы и к силовым мерам принуждения, он охотно к ним присоединится; когда же, напротив, они отвергнут подобную идею, то ему, в случае крайней на то необходимости, останется действовать в одиночку», обратившись, по его выражению, к «чрезвычайным мерам»[264]. Грей сомневался в успехе подобного [военно-морского] предприятия, немецкий министр иностранных дел фон Ягов возражал категорически как против предложенного, так и вообще против какого-либо принуждения, а французы обусловили свое согласие участием всех держав и, значит, вряд ли пока намеревались присоединиться [к России] [265]. Кроме того, союзники Сазонова отказались хоть каким-то образом обсудить возможность демонстрации силами одной лишь Тройственной Антанты, опасаясь, что таким образом нарушится гармония «европейского концерта» и возникнет угроза континентального конфликта[266]. Казалось, России представлялась отличная возможность приступить к единоличным – пусть пока до конца и не определенным – действиям.Но оставалась и иная возможность: вынудить Турцию отказаться от наступления, тем самым предотвратив военный ответ России, а именно объявить Османской империи экономический бойкот от лица Великих держав. Теоретически экономика Турции всецело зависела от европейских держав, так что, если бы она пошла против выдвинутых требований, ее финансовой системе угрожало бы полное банкротство. Не вполне ясно, кто именно выдвинул данную идею, но ее обсуждение развернулось 18 июля в Лондоне и продолжалась в течение нескольких недель. Сазонов идею одобрил; Грей и так продвигал ее с самого начала; фон Ягов также не протестовал; французы же были категорически против.