Пути непроглядные

Погода стояла ясная и светлая до отвращения. Даже близость леса, молчаливо вздымавшегося по обе стороны дороги, не давала прохлады. Жар, как от повисшей над головой огненной сковородки, усиливал тошноту и тяжелую головную боль. Пара состоятельных торговцев шерстью и совместно нанятый ими телохранитель, вчерашние приятели по ночной пирушке, судя по всему, сочли его каким-то никогда не пьянеющим сверхчеловеком с бездонным животом – и действительно, в количестве выпитого Рольван превзошел самого себя, но забыться так и не смог.

Похмелья это, впрочем, не отменяло, что могло бы послужить ему уроком, не будь он уже сыт по горло всякими уроками. Он знал по опыту, что лучше всего прочищает голову опасность и если случится идти в бой, от похмелья не останется и следа – до тех пор, правда, пока все не успокоится. Пока же никакой опасности не наблюдалось, хотя Рольван не переставал ее ожидать. Встречные – добрая половина их сопровождала груженые шерстью повозки, ибо как раз закончилась пора стрижки овец – не обращали никакого внимания на двух путников, и даже прогрохотавший мимо вооруженный отряд лишь потеснил их с дороги и умчался прочь.

Вместе с памятью и дурным нравом Игре вернула себе и привычку распоряжаться, ни с кем не советуясь. В другое время Рольван, возможно, не удержался бы и затеял по этому поводу ссору, теперь же ему было все равно. Он покорно следовал за дрейвкой, ведя в поводу груженого поклажей Гвейрова коня, насвистывая и не забывая глядеть по сторонам. А если вид у него при этом был не слишком внушительный, то и дама, что он подвязался охранять, выглядела не лучше, награды же за преданную службу не ожидалось вовсе. Если, конечно, не принимать за награду грубость и равнодушие – уж этого-то ему доставалось сколько угодно.

– Не свисти, – сказала Игре, оглянувшись. – Невозможно слушать.

Проснувшись, она первым делом потребовала воды и мыла, а затем выгнала Рольвана из комнаты. Теперь ее вымытые и расчесанные, но все равно непослушные волосы сияли нестерпимо-медным блеском. Казалось странным, что сегодняшнее чересчур яркое солнце еще не расплавило их.

Глаза под этим огненным ореолом были совершенно волчьими. Иного Рольван и не ожидал. Он ответил без обиды:

– А ты не злись.

Игре раздраженно фыркнула и вновь послала Тику вперед. Чужая рубашка висела ней, словно подпоясанный мешок, что ничуть не умаляло ее надменности. Облаченная в традиционные одежды Верховного дрейва, в окружении внимательных последователей, и тогда она вряд ли была бы самоувереннее. Рольван вздохнул и безрадостно подумал, что путешествие за Врата ему все-таки придется совершить.

В тот раз, целую вечность тому назад, когда вызывался отправиться за Гвейром, он думал лишь о том, чтобы привязать Игре, не дать ей уйти своей дорогой в одиночку. Вернет ли она свою силу, нет ли, откроет ли Врата – казалось делом отдаленного будущего, а в своей жизни воина Рольван не привык заглядывать надолго вперед. Каждое «завтра» предварялось оговоркой «если буду жив»; так он поступал с тех пор, как предпочел опасности тидирской службы мирной судьбе священника.

Ныне же его дорога вела прямиком к Вратам и неведомое за ними вот-вот должно было стать для него явью. Что делать ему с этой явью, он понятия не имел. Все, чему его учили, во что он верил и продолжал верить, сходилось в одном – держаться от этого всего как можно дальше.

Он спросил об этом Игре, выбрав момент, когда она казалась не слишком раздраженной, сразу после ужина, сидя вместе с нею у медленно затухающего костра. Деревья высились кругом, словно почетная стража, протягивали темные ветви-руки, приветствуя и прося благословения Верховной дрейвки. Глядя на ее лицо с пляшущими в зрачках отражениями костра, в обрамлении растрепанных завитков волос – даже в темноте было видно, до чего они рыжие, – Рольван мог поверить во что угодно и не удивился бы, узнав, что деревья говорят с Игре и та отвечает им на их собственном языке.

– Ты скажешь, что мне делать там, на той стороне? – спросил он. – Раз уж ты снова общаешься с богами…

– Я уже говорила – я не знаю, – отрезала она.

Рольван кивнул и не стал расспрашивать дальше. Чуть погодя Игре заговорила сама, уже не таким резким тоном:

– Это правда, я ничего об этом не знаю. Богиня позволила мне открыть их, но только если я сама туда не пойду. Я сказала ей о тебе, а она…

Рольван не смог припомнить, чтобы хоть раз прежде он видел Игре сконфуженной.

– Ну, меня твоей богине любить не за что.

– Нет, не то. Она… рассмеялась, когда я упомянула тебя. Сказала: «Вот и посмотрим, на что он годится». И еще: «Надо бы испытать его прежде, чем впускать. Пожалуй, так и сделаем. Это будет весело».

– Весело?! – он вздрогнул от накатившего гнева.

Игре удивленно подняла глаза:

– Что?

– Сука, – отчетливо произнес Рольван. – Сука она, твоя богиня. Так и передай ей, в следующий раз, когда…

Ловкости ее прыжка позавидовал бы самый быстрый зверь. Рольван не договорил, обнаружив себя лежащим на земле с прижатым к горлу острием ножа.