Пути сообщения

Он кивнул.

– Тогда просто поверьте: так нужно. Гена все узнает и найдет меня. Все будет в порядке.

– Понял, – сдался Арсентьев. – Так, значит, Таганрог?

– Почему бы и нет? – сказала Нина. – Я еще никогда не бывала в Таганроге.

Можно ли доверять Алеше? Нина смотрела на него, о чем-то беспокойно говорящего с начальником поезда, крупного, сутулого, невероятно доброго, и выбирала верить. Невозможно подозревать каждого, думала она, но и доверять в наше время рискованно. Но был ли у нее выбор? Выбора не было.

Наконец Арсентьев кивнул Нине и, подхватив чемодан, быстро занес его в вагон. Нина несла на руках Владика, она уже начала беспокоиться, нормально ли, что ребенок спит, несмотря на все, что произошло в эту ночь, но решила, что так проще: не нужно ничего объяснять.

Евгеша занесла в вагон мешок с провизией и даже поплакала у дверей купе.

– Долгие проводы – лишние слезы, – сказала ей Нина. – Пожалуйста, сообщите Генриху все, о чем я вас просила.

Евгеша кивнула:

– Все, все передам, матушка. А если что, к нему вот направлю за разъяснениями, – и она указала на Арсентьева.

– Я Гене сам все передам, – согласился Арсентьев. – Ниночка, слушайте: поезд на Москву из Таганрога отправится теперь в четверг. Найдите начальника поезда – его фамилия Перов. И передайте мне через него ваш новый адрес.

Нина кивнула.

– Мы справимся, – сказала она. – Не переживайте.

Провожающие покинули вагон, Нина расстелила на полке холодную накрахмаленную простыню и клетчатое шерстяное одеяло и наконец-то раздела Владика. Он промычал что-то и перевернулся на бок.

Поезд тронулся. Исчез перрон, замелькали в сумраке призраки домов – где-то уже загорелся свет, рабочие вставали на заводы, кого-то забирали – испуганного, еще толком не проснувшегося, цепляющегося за сон, как за спасение, которого не будет. Нина достала из внутреннего кармана Гениного старого пальто (новое она отдала – больше зимнего у нее не оказалось) Ганин шарфик и поднесла к лицу. Вереск. Увидятся ли они еще?

За окнами поезда занимался холодный рассвет. Владик проснулся и с удивлением осмотрелся:

– Мы где?

– Едем в путешествие, Владик, не бойся, – сказала Нина, с трудом разлепив глаза и опуская с полки озябшие ноги на заиндевевший купейный пол.

Она только недавно смогла задремать, но сейчас нужно было проснуться и все правильно объяснить мальчику.

Тот шарил вокруг себя руками, нагибался и рассматривал что-то под лавкой.

– Что ты ищешь? – спросила Нина.

– Сундучок, – сказал Владик, и внутри Нины, там, куда уже давила тяжелая гора вины, сорвался с вершины очередной альпинист: видимо, когда она уносила Владика из комнаты Гани, он все же упустил сундучок, а она не заметила.

– Милый, – начала она осторожно, – прости меня, но, кажется, мы забыли его дома. Мы скоро вернемся, и он обязательно тебя дождется.

Лицо Владика съежилось, тут же превратив его из мальчика в старичка.

– Ну во-о-о-о-от, – начал он подвывать, но Нина подскочила к нему и крепко сжала в объятиях.

– Все хорошо, милый, – быстро заговорила она. – Все хорошо, ты только не плачь. Мы обязательно найдем сундучок, когда вернемся. А как доедем, купим новый. Я знаю такой магазин, в котором продаются только детские игрушки, и мы придем туда и купим все, что захочешь.

Владик внимательно слушал.

– Правда, Нинака? Даже машину?

– Конечно. Машину в первую очередь.

– А железную дорогу?

– Конечно.

– И конька?

– И конька. И вот, смотри, что у меня есть для тебя.

Нина достала из кармана платья часики, которые так и не успела подарить Гане. Их время закончилось, но часы продолжали идти.

– Хочешь взять?

Владик кивнул и, взяв часы, некоторое время следил за секундной стрелкой.

– Я есть хочу, – сказал он.

Нина достала из Евгешиной передачки хлеб, яйца и соленые огурцы.

– Вот, друг мой, наш с тобой завтрак.

Владик взял в одну руку хлеб, в другую – огурец и начал по очереди откусывать, потом огляделся и вдруг спросил с набитым ртом:

– Нинака, а где мама?

– Мама скоро приедет, – сказала Нина, пытаясь унять дрожь в голосе. – Ей пришлось задержаться в Москве.

– А она нас догонит?

– Конечно!

– На самом-самом быстром поезде?

– На самом-самом.

Владик доел и прильнул к холодному окну. За окном, казалось, стояла невыносимая тишина; снег, испугавшийся поезда, бежал от вагона, танцуя причудливый вальсок. Где-то далеко впереди из-за горизонта поднималось ленивое зимнее солнце – первое в новом, 1937 году.

Часть вторая

2 ноября 2044 года

Он закурил. Если можно так сказать про эти приспособления, которые всегда готовы к тому, чтобы дымить. Вдохнул и выдохнул – комната наполнилась сизым дымом. Нажал кнопку записи – характерный щелчок.

– Нина.

Голос неприятный – жесткий, шершавый, есть такое слово – наждак.

– Где ты живешь, Нина?

– Я живу в доме номер десять дробь двенадцать в Басманном тупике, Москва.

– Кто, кроме тебя, живет в этом доме?

– Данил. Георгий Иванович. Лена. Алеша. Анна Семеновна…

– Понял. Сколько всего?